и какое-то неопределенное время на нее смотреть, возникнет состояние удивительной ясности. Так что она выбрала кафельную плитку в цветочек, купленную в «Икее», и концентрировалась изо всех сил. Ей нужна абсолютно гениальная идея.

Другая баночка с «Нутеллой» стояла на коленях у Присциллы, которая макала туда не печенье, а сразу ложку, печально переключая каналы в поисках какого-нибудь фильма ужасов. Ничего. Телевизор упорно отказывался сотрудничать. А ведь ей хватило бы самого простенького зомби, какого-нибудь завалященького серийного убийцы, призрака – даже пусть крохотного! Но вместо этого – сплошные позитивные эмоции и фильмы для всей семьи. Наскребя со дна последнюю утешительную ложечку шоколадной пасты, Присцилла лениво рухнула на диван и решила остановиться на серии «Отца Брауна» с многообещающим названием «Три орудия смерти». Лучше, чем ничего.

Каким бы милым получился роман про загадку давно утерянного рецепта, который наконец нашли, – про «Супрему», рассеянно подумала она, поглядывая на экран.

Ровно двадцать пять минут спустя, на последних сценах «Отца Брауна» Присциллу отвлекли звуки песни группы Carpenters, Close to You. Что за музыка в саду? Набросив поверх футболки хлопковый свитер, она высунулась с террасы.

На скамейке, прямо под магнолией, окутанный нежнейшим ароматом цветущей акации, сидел Чезаре – элегантно одетый, с бутылкой «Сассикайи» и двумя бокалами в руке, а вокруг него сияли свечи и множество огоньков новогодней гирлянды, точно сотни светлячков среди ветвей и свечей, а Carpenters продолжали петь из динамиков его айфона.

Вполне объяснимо потеряв дар речи, Присцилла на мгновение недоверчиво замерла. А потом сумела произнести только:

– Ты совсем с ума сошел?

– Спускайся, я приготовил тебе почти полночный… перекус, – отозвался Чезаре, уверенный в себе, как только может быть уверен тот, кто сумел устроить идеальный ночной пикник. – Давай, я и горячий шоколад принес.

Присцилла улыбнулась. Перед горячим шоколадом и ночным пикником в окружении свечей, расставленных с риском устроить пожар, было в самом деле невозможно устоять. И когда она, спустившись в домашних штанах и свитере поверх футболки, оказалась под магнолией, увитой мерцающей гирляндой, то не могла не подумать: черт побери, все просто идеально. Включая Чезаре, который протягивал ей бокал вина. На каменной скамейке, частично обернутые в жатую бумагу и скрепленные бантиком, как обычно делают флористы, лежали семь романов.

– А это? – спросила Присцилла.

В глазах Чезаре светилась улыбка.

– Не всем женщинам дарят одинаковые цветы.

– Никто никогда не дарил мне букет книг, – прошептала Присцилла, у которой дыхание перехватило от изумления.

Она провела по ним рукой: «Мастер и Маргарита», «Дама с камелиями», «Черная орхидея», «Габриэла, корица и гвоздика», «Имя розы», «Черный тюльпан», «Жасминовая ферма».

И тогда заброшенный за́мок внутри нее вздрогнул, пробуждаясь. Проснулась служанка с метлой в руках и потерла глаза, проснулся повар с покрытыми мукой руками, и мальчик-рассыльный во дворе сорвался с места и побежал по делам. Потянулся кот на кресле и снова закудахтали курицы. А наверху, в самой высокой башне, вновь зажегся огонь и тоже принялся танцевать в камине, согревая комнату, казалось, уже забытым теплом. И тогда Спящая красавица чуть вздрогнула и пораженно распахнула глаза.

А Присцилла недоверчиво взяла в руки бокал, потерявшись в том, что ей казалось сном в летнюю ночь.

И вот, пока они смаковали красное вино и присущее всем первым свиданиям трепетное волнение, ни один из них не заметил белой фигуры, тайком выглядывающей из-за каменной стены в глубине сада.

Ирена, которая пошла за ни о чем не подозревающим Чезаре, после нескольких неудачных попыток решилась сбросить свои розовые кроксы и взобралась по каменной ограде виллы «Эдера» на самый верх. И вот теперь, несмотря на боль в пальцах и рук и ног, она почти не шевелилась, уцепившись за вьющийся по стене жасмин, который также очень удачно скрывал ее занятия шпионажем.

Со все возрастающим негодованием Ирена наблюдала, как Чезаре развешивал гирлянды на ветках, зажигал свечи дона Казимиро, расставленные на блюдечках в траве; она сверлила его взглядом, пока он доставал из спортивной сумки вино, бокалы, шоколад, клубнику… и даже белую скатерть и пиалу со сливками! Разрази ее гром, если она пропустит хотя бы секунду этого достойного осуждения представления.

Она стала незаметным свидетелем того, как Чезаре усаживал Присциллу на скамью, видела, как он с ней говорил, как она подобрала под себя озябшие босые ноги и как расцвели на ее лице первые улыбки. Видела, как он пропустил сквозь пальцы прядь довольно растрепанных, медного цвета волос. Заметила, как сокращалось между ними расстояние, по сантиметру, и ощутила, как воздух накаляется и наполняется ароматами. Видела нерешительность и ожидание. И наблюдала она за всем этим как за катастрофой, которую не могла предотвратить. С таким же яростным разочарованием.

И в довершение ко всему она заметила тот крошечный миг над пропастью, нарушение равновесия, после чего все может или начаться, или с той же легкостью закончиться. Чезаре, который коснулся ладонями щек Присциллы, запутавшись пальцами в волосах, и Присциллу, отдавшуюся этому поцелую, будто он всегда ей принадлежал и она просто нашла дорогу домой.

При виде этого маленького чуда, самого первого поцелуя, у Ирены появилась единственная и очень четкая мысль: эту парочку она уничтожит.

Глава двадцать третья

Это было ясное и светлое утро, из тех, какие бывают только в начале июля. Присцилла, растянувшаяся на кровати у открытого окна, лениво потягивалась.

Значит, вот что такое страсть – эта душистая ночь, ласковая, полная вздохов.

Все слова, которые она писала, наконец сошли со страниц книг и воплотились в реальности, и Присцилла, которая так пока и не пришла в себя от удовольствия и удивления, только сейчас это осознала – с изумлением, которое лишало дара речи, но дарило странное желание смеяться и гулять босиком, кататься на качелях и играть в классики на тротуаре. Руки Чезаре, касавшиеся ее кожи, его взгляд, обращенный к ней, это ощущение смущения и храбрости одновременно.

Спустя годы оледенения она полностью отдалась новому теплу. Вдруг внутри нее разлилось ясное, теплое сияние. Она будто светилась, каждой клеточкой кожи. Ее пробрала легкая дрожь. Присцилла, улыбаясь, свернулась калачиком в простынях.

Ее воображение, всю жизнь бывшее ей окном, сценой и тюрьмой, сейчас заливало реальность ослепительным светом.

Чезаре тем временем сидел в кресле в саду брата, с чашкой кофе в одной руке и выключенным телефоном в другой. Уже в третий раз он вырубается сам, давно пора его поменять, думал Чезаре, включил смартфон снова и сразу же отправил сообщение Присцилле. В этот момент к нему вышел Этторе.

– Ну, и что ты вчера затеял? – спросил он брата. – Тебе удалось наконец