реальностью. Это тяжелый, утомительный путь, по которому мы идем, и не всем он нравится. Я посвятил свою жизнь истреблению внутренней угрозы и не согласен на поражение. Я обещал ему. Мы все обещали.

— Кому обещали?

— Слвасте, разумеется. Своих детей у него не было, как вы знаете. Кванда, паданка, с которой он столкнулся, когда потерял руку, изуродовала его. Но он принимал в свою семью детей, чьи родители погибли из-за паданцев. Мне повезло стать одним из них. Он относился ко мне как к сыну, верил в меня, и я не подведу его.

— Вы знали самого Слвасту? — поразился Чаинг. Вождь революции умер более восьмидесяти лет назад.

— Знал. Он был выдающимся человеком, вдохновителем. Его энтузиазм и вера в то, что народ Бьенвенидо обязан одержать окончательную победу, воодушевляла. Почти так же сильно он презирал предателей Найджела и Кайсандру. Когда мы победим паданцев, мы должны быть свободны и сами определить свою дальнейшую судьбу, без указивок от Содружества, которое элитарии считают таким прекрасным. Если оно такое прекрасное, то почему прислало к нам Найджела? Слваста не хотел позволить людям и идеям Содружества испортить нас. Мы вели битву с паданцами больше трех невероятно долгих тысяч лет. Сперва на планете, а теперь и в космосе. И мы никогда не колебались. Народ Бьенвенидо самый непобедимый во всей Вселенной, мы готовы на великие жертвы ради наших будущих, еще не рожденных поколений. Наша победа принадлежит нам, и нам одним, мы заслужили ее, как никто другой. Поэтому только мы сами имеем право определять свое будущее после окончательной победы.

— Это верно, — согласился Чаинг, ему даже не пришлось изображать искренность. Разговоры элитариев о грядущей славе и чудесах, которые ждут Бьенвенидо после восстановления контактов с Содружеством, всегда казались ему надуманными, словно обещания отчаявшегося политикана.

Стонел постучал костяшками пальцев по двери, которая почти мгновенно открылась.

— Доброй ночи, капитан Чаинг. Надеюсь, мое доверие будет вознаграждено.

Чаинг козырнул, сжав зубы, чтобы не зашипеть от боли.

— Так точно, сэр, будет.

* * *

Когда Чаинг, измученный недосыпом и постоянной болью в запястье, наконец-то поднялся из подвала вверх по лестнице, он увидел Дженифу. Девушка ждала его. Уловки НПБ и их желание задушить любую информацию о паданцах-производителях его разочаровали. Да и скорбел о Лурври он сильнее, чем предполагал. «Хуже смерти просто не придумаешь».

Девушка поднялась со скамейки в холле и обняла его.

— Я уже знаю про Лурври. Все знают. Мне очень жаль. Он был одним из нас, никто не заслуживает такого.

— Спасибо.

Она испытующе посмотрела на него.

— Ты в порядке?

— Кажется, да.

— Хорошо, пойдем. Я отвезу тебя в больницу. — Странная улыбка коснулась ее губ на мгновение. — Вызвалась добровольцем. Вернее, настояла на этом.

4

Рай Эвин даже не подозревал о существовании здешнего управления НПБ. Невзрачный бетонный куб стоял среди разрозненных административных и инженерных зданий на мысе Ингмар, всего в полукилометре от грандиозного здания, облицованного белым мрамором, где размещался Центр управления полетами.

Он узнал об этом через три часа после приводнения. Через девяносто минут после того, как спасательные корабли подобрали его, его перебросили на гидросамолет, который доставил Рая обратно на мыс Ингмар. Именно тогда он понял: что-то пошло не так. Гидросамолет вырулил в ангар, и там не было ни приемной комиссии, ни ликующей толпы из Корпуса астронавтов и сотрудников мыса Ингмар, ни репортеров, даже генерала Делорес. Зато там стояли трое вооруженных офицеров НПБ в элегантной форме цвета хаки, они сопроводили его к машине и отвезли в управление НПБ.

Помещение, куда его доставили, оказалось достаточно удобным, как номер в отеле, с гостиной и ванной, но без окон, и дверь с внутренней стороны не имела ручки. Это была камера.

Он снял летный костюм и отправился в душ. Закончив мыться, Рай обнаружил на кровати чистую одежду (его собственную). Летный костюм исчез, а вместе с ним и его платиновый жетон миссии.

— Эй! — постучал Рай по двери. — Эй, у вас нет никаких прав отбирать мой жетон. Верните его!

Нет ответа.

Он еще раз ударил по двери кулаком.

— Мерзкие ублюдки!

Оставалось лишь ждать. В камере не было ни книг, ни радио. Рай начал злиться. Он терял терпение. Он устал. Полет вымотал его. И сейчас он держался лишь на адреналине, которого надолго не хватит.

Дверь открылась, и Рай оторвал голову от стола. Он понятия не имел, долго ли спал. Но тело подсказывало — недостаточно долго.

В камеру вошел человек. Рай решил, что ему лет сто — сто тридцать. Старый, тяжелые веки за окулярами в стальной оправе выдавали возраст, но держался он энергично и явно вел активную полноценную жизнь. Темно-серый костюм и белая рубашка, несмотря на тропическую жару на мысе. И тонкий бордовый галстук, во имя Джу. Затем Рай заметил значок на лацкане — бледно-голубой прямоугольник с золотой полосой посередине. «Политическое подразделение НПБ».

Мужчина подтянул к столу второй стул и сел напротив.

— Вы узнали мой отличительный знак, пилот-майор Эвин?

— Так точно.

— Хорошо. Вы образованный человек. Так будет проще.

— Проще? Кто вы такой?

— Думаете, вам следует знать мою фамилию?

— Похоже, не следует.

— И почему я здесь?

Рай попытался сохранить спокойствие. Если он взорвется, это не только не поможет, но и может оказаться опасным.

— Из-за того, что я видел?

— Совершенно верно. Так давайте поговорим об этом. Миссия «Свобода 2673» столкнулась с аномалиями. Сначала вы задали ракетоносителю не предусмотренный инструкциями курс.

— Я этого не делал! Что-то повлияло на наведение ракеты и изменило ее курс.

— Насколько я понимаю, когда ракета отделяется от командного модуля, изменить курс можно, лишь послав радиосигнал. Верно?

— Так точно.

— И сигнал зашифрован?

— Так точно.

— Шифр для каждой миссии новый. Значит, для внесения изменений в данные наведения необходимо знать код. Существует лишь два источника, способных передавать зашифрованный сигнал, — космический корабль «Свобода» и Центр управления полетами на мысе Ингмар. Может, вы случайно нажали не на ту кнопку, майор Эвин, и передали неверный сигнал ракетоносителю?

— Никак нет!

— Участие в миссиях «Свобода» — невероятное достижение. Вы должны находиться на пике умственной и физической формы, но даже астронавты не застрахованы от человеческого фактора. Капсула тесная, двигаться в условиях невесомости сложно. Неверное движение руки, возможно? Один чих — и вас бросило на приборную панель?

— Я находился в кресле и смотрел на приборную панель. Числа начали меняться сами собой, без предупреждения.

— Очень хорошо. Принимаю ваш ответ.

— В самом деле?

— Разумеется. А вам следует принять то, что неизвестный