class="p1">Я почти не обратил на него внимания – не мог отвести глаза от огромной окровавленной пасти. Что-то в ней казалось неправильным. Не таким. И одновременно знакомым.

– Ягоды… Всего лишь ягоды! – повторил я, показав на пасть. Рука затряслась. – Ягоды! У неё в пасти! Это не кровь! Не кровь, видите?

Я повторял это снова и снова и почему-то никак не мог остановиться. Пока жёсткие пальцы не сомкнулись на моих плечах, пока белая медвежья морда с выколотыми глазами не сменилась на стены хижины, а в очаге не запылал огонь. Тархан усадил меня. А я увидел на столе ту самую миску с остатками ягод и, приложив усилие, всё-таки замолчал.

Заклинатели зашли с нами. Старший потерянно повертел головой, подошёл к столу, взял лежащую сверху бумагу и судорожно вздохнул.

– Издревле люди знают о трёх ягодах, что усмиряют зло и тьму в душе, – негромко прочитал он. – Это калина, малина и вишня…

Он замолчал, посмотрел на остатки малины и вишни в тарелке и вернул бумагу на место.

– Уважаемые, – он развернулся на пятках. Полы его одежд взметнулись, золотистые узоры заиграли в свете огня. – Досточтимый жрец.

Я не сразу понял, что он обращается ко мне.

– Да?

– Я хочу попросить вас, – заклинатель провел рукой по лбу, вздохнул, прикрыл глаза и разом показался очень уставшим. – Проведите погребальную церемонию для Джу.

– Погребальную церемонию… – повторил я за ним.

Голова стала пустой, легкой, и просьба о погребении перекатилась по ней, словно колокольчик, упавший в медный кувшин.

– Для Джу? – уточнил я, хлопая глазами и чувствуя, как поднимается паника. Я понятия не имел, что делали жрецы в таких случаях! Существовали ли вообще обряды для проводов нечисти? – Но… Но ведь…

– Да, она была оборотнем, я понимаю, так не положено, – заклинатель вытащил из-за пояса плотно набитый мешочек. Тот отозвался тяжёлым звоном монет. – Но ведь можно что-то придумать?

– М-м-м… – неопределённо промычал я.

Хватка пальцев Тархана на моих плечах стала крепче. Заклинатель к первому мешочку прибавил ещё один.

– Разумеется, мы вам поможем, – добавил он.

– Ох, ну… Если так, то… – промямлил я и неуверенно кивнул.

Заклинатель благодарно поклонился и, пряча глаза, направился к выходу.

– Мы сейчас вернёмся, – предупредил он. – С нами был ещё один человек. Во время битвы он увел людей из деревни на освящённый тракт. Нужно сказать, что всё закончилось благополучно и вернуть людей в их дома. Вы же позволите нам переночевать с вами?

– Да-да, – словно болванчик, закивал я.

Стоило лишь заклинателям закрыть дверь, как палач встряхнул меня и злобно прошипел:

– Не смей обманывать этих людей! Не существует обрядов для упокоения нечисти! А если и есть – ты не имеешь права их проводить! Уйми свою жадность!

Я посмотрел в его искажённое злостью лицо, такое непривычное из-за открытого проявления чувств, и потерянно пробормотал:

– Тархан, но это зять Джу. Как ему отказать?

– Зять? – удивился палач.

– Он назвал имена и сильно побледнел, – рассеянно пояснил я. – Как ему отказать, Тархан? Послать к другому жрецу? А другой жрец поймёт его? Проведёт погребение?

Палач отвернулся, вздохнул и уже спокойнее произнёс:

– Просто скажи, что ты не жрец и не имеешь права проводить такие обряды.

– Тогда у них возникнет вопрос, по какому праву я надел на себя это платье, – возразил я. – У нас не будет неприятностей, если они узнают правду?

Тархан помолчал, болезненно свел брови и с явным отвращением выдохнул:

– Делай как знаешь.

Он лёг в постель, завернулся в одеяло и, отвернувшись, напоследок предрёк:

– Уверен, ты пожалеешь об этом.

Я оставил выпад без ответа.

Заклинатели вернулись быстро – огонь в очаге толком не успел разгореться. Их было трое, и третий тоже оказался учеником.

– Мы так и не были представлены. Меня зовут Ринчен. Я оружейник и муж Бию, дочери Джу. Это мои ученики Байгал и Гун, – старший вновь поклонился. Он очень старался держать каменное лицо и не смотреть на пустую постель. – Мы адепты школы Горы Тысячи Голосов.

– Джу говорила, что её дочь вышла замуж за кузнеца Долины Горечавки, – брякнул я и закусил губу.

Неловкость повисла между нами, словно облако густого дыма.

– Да. Какое-то время я жил в Долине Горечавки, – после тяжёлого молчания ответил Ринчен. – Но я был её заклинателем недолго. Во мне не было склонности к исцелению. Я освоил кузнечное искусство, перешёл в школу Горы Тысячи Голосов, обучился и теперь являюсь мастером по изготовлению духовного оружия. Как вы могли убедиться, мы больше бойцы, чем целители. Бию… Она писала, что мы ушли в другую школу, но, видимо, письмо потерялось…

Я покрепче сжал губы и коротко кивнул. На этом разговоры закончились, и мы отправились спать. Впрочем, Ринчен вряд ли сомкнул глаза.

Рассвет мы встретили у разрытой могилы. Едва солнечные лучи коснулись медвежьей туши, как та растаяла невесомым утренним туманом и развеялась, оставив лишь хрупкое тело. Белая рубашка и шаль остались нетронутыми, длинные волосы блестели в рассветных лучах. Если бы не изуродованное лицо, её легко было бы принять за живую. Заклинатели так и положили её в могилу, в рубашке и шали, и с почтением уступили мне место.

Я занервничал и затеребил края рукавов. Да, совсем недавно при мне жрец Владыки гроз проводил обряд. Но у каждого жреца обряды были свои, пусть книги и утверждали, что в основе лежало одно и то же. Провожать нужно было по определённым правилам. Их я помнил не слишком хорошо, можно сказать, не помнил вовсе. Твёрдо знал лишь одно: похороны – это проводы на Небеса.

– Джу, дочь человечества… – начал я и запнулся.

Правильно ли было причислять её к человечеству? Ведь она была монстром. И куда её провожать? На Небеса? Чудовище? Души чудовищ и нечисти обычно усмиряли и делали хранителями разных мест. Говорили, это причиняло им мучения. Впрочем, на этот раз нечисть провожал ненастоящий жрец. Какая разница, какому роду я причислю Джу и что наговорю? Меня всё равно услышит лишь она да люди. А она, пожалуй, заслужила называться человеком. Она ведь ела ягоды, которые сдерживали тёмную суть. Она пыталась… И этим заслужила лучшего мира. Я бы отправил её на Небеса, если бы это было в моей власти. В луга и леса, помощницей богини лесов и рек или же бродить по дорогам, помогая моему выдуманному божеству в его вечном пути.

Что ж, по крайней мере, её душа останется свободной и сможет делать всё что захочет. Вряд ли это будет зло. Человек, который не желал делать его при жизни, не будет делать