– Не нужно цеплять заразу на раны. Мы в пути.

Он помог замотать ноги и, предвосхищая замечание о моих способностях, добавил:

– Зараза может убить даже заклинателя.

Не говоря уже о том, что больного человека могли прогнать с освящённого тракта или вообще не пустить в деревню. Палач не стал об этом напоминать – я сам вспомнил.

В итоге до ближайшего поселения мы ползли четыре дня вместо двух, благо на четвёртый день раны покрылись твёрдыми корочками и было уже не так больно.

Поселение, к которому мы вышли, оказалось небольшим: пять домов да несколько конюшен. Как выяснилось, это были постоялые дворы. Постоялые дворы, которые открыл принц Чан! Их в Центральной провинции построили довольно-таки много – почти что на каждом перекрестке освящённых дорог. Об этом всем и каждому рассказывали сами хозяева, а для грамотных на самом видном месте висели бумажные свитки.

– …Но тогда он не был ещё наследником. Да и о том, что наш благодетель – принц, тоже никто не знал, – усмехнулся в седую бородку подавальщик и придвинул нам тарелки с бамбуковым супом. – От материнского имени открыл сначала… А тут вона как вышло!

Очевидно, принц Чан не надеялся на то, что император признает его своим сыном, и пытался заслужить благосклонность хотя бы материнского клана. Молодец! Правитель из него выйдет хороший – ничего другого я не мог сказать. Постоялые дворы на перекрёстках освящённых дорог и правда были нужны. Другое дело, что простому человеку было трудно открыть их самостоятельно. Нужно получить разрешение, заплатить деньги, пройти многих чиновников…

Подавальщик получил от палача плату за еду и поспешил к другим столам.

– Любопытно… – протянул Тархан, задумчиво глядя на бамбуковый суп.

– Что? – не понял я.

– Учителя в Старом Дворце любопытные, – пояснил палач и приступил к еде.

Да, пожалуй, вряд ли принц, всю жизнь находившийся в затворничестве, знал что-то о нуждах простого народа. Либо он бегал в город время от времени, что при его характере вполне возможно, либо ему в услужение попался неравнодушный и знающий человек.

Из-за соседнего столика раздался хриплый мужской голос:

– Скорее всего, принцу Чану помогал его дед.

Мы с Тарханом повернулись. Незнакомец, вмешавшийся в наш разговор, в качестве приветствия кивнул нам и отсалютовал чашей. Я рассмотрел его и пришел в недоумение.

На первый взгляд он ничем не отличался от прочих: обветренное, загорелое от долгого пути молодое лицо, пыльные одежды. И то, и другое могло с равным успехом принадлежать как крестьянину, так и обычному воину. А вот разворот плеч, прямой и гордый, совсем не вписывался в облик простого человека. Кроме того, простой человек не стрижёт волосы так, чтоб они едва прикрывали уши. И уж точно не пьёт дорогущий «Поцелуй солнца», фарфоровая бутыль которого стояла на столе незнакомца.

– Дед? – спросил Тархан.

– Дед по матери. Господин Ван Джучи, – незнакомец осушил чашу, выдохнул и, закусив вино лапшой, налил себе ещё. – Всем известно, что сей достойный господин был очень озабочен будущим своего внука. Всех остальных война забрала.

– Какая война? – оторопело спросил я.

Во дворце никаких разговоров о войне не было!

– Какая-какая, – незнакомец важно поднял палец. – С Чёрной Лихорадкой! Неужели не слышали о вспышке на окраинах Восточной провинции? Там, где море… Вот! Жуткая вещь, страшная. Вообще никакого спасения нет!

Он пьяно покивал сам себе и развёл руки в стороны.

– Так, о чём я? А! Поехал один сын туда, ну, чтоб заражённые по нашей Поднебесной не разбежались, – он красноречиво рубанул воздух сверху вниз, – вернулся, и вся семья Вана, – вновь красноречивый жест. – И месяца не прошло! Только господин Джучи и уцелел. Потому что дома его не было. Он в Старый Дворец отбыл, к Чану, который теперь принц!

– О родстве Джучи и принца Чана все знают? – недоверчиво уточнил я.

Чтобы такая история – и у всех на слуху? Обычно знатные семьи тщательно следили за репутацией и не позволяли сомнительным историям просочиться в народ. Нет, о смерти сыновей и о родстве с императорской семьей объявляли во всеуслышание. Но о бесчестье, которое допустила женщина Джучи, изменив императору, никто не должен был знать.

– Каждая собака! – горячо заверил меня незнакомец, опрокинув ещё одну чашу. – Чан же того… Не был наследным принцем и воспитывался вдали от императорского дворца из-за слабого здоровья. До гибели братьев на него не возлагалось никаких надежд, о нем даже не говорили, чтобы не сглазить. Вот господин Джучи и выбил разрешение на последнего внука. Хотел забрать себе в клан. Кто же знал, что принц Чан вдруг станет наследным принцем?

– Ах вон оно что, – я покивал, успокоившись.

Всё же император и семья Джучи не позволили истине просочиться за пределы дворцовых стен. Народ считал, что Чана скрыли из-за слабого здоровья. Что ж, до недавнего времени он и правда болел…

Тем временем плывущий взгляд сосредоточился на нас, внимательно рассмотрел меня, задержался на коричневых одеждах Тархана – и странный бродяга, подхватив вино, пересел к нам.

– Юан, – представился он и огорошил: – Помолись за меня, жрец, ибо я пропащий человек! А ты, палач, добей!

От неожиданности у меня даже палочки из рук выпали.

– Что ты такое говоришь, Юан?

Тархан же осмотрел Юана сверху вниз невозмутимыми глазами и уточнил:

– За что?

Юан приложился к чаше, качнулся – и мои плечи попали в крепкие пьяные объятия, а в лицо ударил винный дух. Я едва успел подавить порыв оттолкнуть чужие руки.

– Ах, жрец! Знал бы ты, с кем разговариваешь… Плюнул! Как есть плюнул бы! Я пропащий человек, жрец!

– И в чём твоя вина?

Юан поднял палец.

– Вот! Правильный вопрос! В чём моя вина, да? Вот и я бы хотел это знать. С моей стороны, я всё делал правильно, по справедливости, по учению. А оказалось, не так надо! Нас учили, что любая жизнь священна. Что мы черпаем силу от самого солнца, и потому золотое ядро так на него похоже. Что мы должны греть всякую жизнь. Всякую! Мы не должны решать, в какой жизни есть тьма, а в какой свет, и есть ли там душа! Это ваше, – он потыкал пальцем мне в грудь, – жреческое дело. Заклинателей это не касается, да? Да?

Я на всякий случай покивал.

– Вот! Заклинатели борются со стихией, болезнями, демонами, оружие нам дано для защиты! Для справедливости, – Юан приложился к кувшину, и после трёх глотков тот опустел. Юан потряс его для верности, заглянул в горлышко и с грустным видом поставил на стол. – Скажи, жрец, правильно