Шрифт:
Закладка:
– В смысле? – спросил Ник. – Никто не звонил в полицию?
– Никто. В газетах писали, что она пропала во время ночной смены двадцать девятого ноября. В ту ночь она сменяла парня, который тоже там работал; они поговорили, и с тех пор никто больше ее не видел. Четыре дня спустя, когда копы начали поиски, ее вещи обнаружились в офисе «Вечерней зари».
Ник отвернул какую-то гайку, и передняя панель автомата раскрылась.
– Я бы сказал, что персонал мотеля был не очень внимателен, но я и сам провел тут несколько недель. Персонала у вас, считай, и нет.
– Знаю. Моя смена заканчивается в семь утра, и обычно никто меня не сменяет. Кажется, что, пропади я посреди ночи, они бы даже не заметили.
– Я бы заметил.
Я вспыхнула, не в силах подобрать слова. Однако Ник в тот момент смотрел на торговый автомат и моей реакции не заметил.
– Я думал, она жила с соседкой.
– Да, ее звали Дженни Саммерс.
Пока он занимался автоматом, я могла спокойно изучить его профиль. При внимательном рассмотрении он оказался практически безупречным. Голубые глаза под насупленными – почти постоянно – бровями, которые хмурились еще сильнее в моменты сосредоточенности. Нос тоже был что надо. Последние несколько дней Ник не брился, поэтому на подбородке и под скулами уже наметилась темно-коричневая щетина. Всякий раз, как он орудовал отверткой, с его мускулами и сухожилиями происходило что-то удивительное и загадочное, и под рукавами футболки напрягались бицепсы. Пора было признать: я влюбилась в таинственного постояльца из номера 210.
Ник замер, и только тут до меня дошло, что, пока я раздевала его глазами, у меня с губ не сорвалось ни единого слова. Тогда я сказала:
– Сегодня я нашла Дженни Саммерс.
Лицо Ника чуть смягчилось, и он вернулся к работе.
– Ее по-прежнему так зовут – имени она не меняла. А еще, подумать только, ее имя есть в телефонном справочнике Фелла. Потому что в Фелле есть настоящий бумажный справочник.
– Я знаю, – ответил Ник.
Подняв с пола отвертку, он дернул какой-то переключатель с боковой стороны автомата, но тот по-прежнему не подавал признаков жизни.
– В мотеле есть один.
– Точно! – воскликнула я, ткнув в его сторону пальцем в знак одобрения, хотя в тот момент он на меня не смотрел. – Я видела его в ящике стола на ресепшене. В библиотеке тоже есть один. Такое впечатление, что интернет сюда так и не добрался.
– К этому нужно привыкнуть.
Ник присел на корточки, чтобы взять из ящика с инструментами другую отвертку, и в этой позе футболка на его спине чуть задралась, обнажив поясницу. Как завороженная, я уставилась на эту полоску кожи, а потом сказала:
– В любом случае контакты Дженни Саммерс там есть. Я ей позвонила и оставила сообщение, сказала, что я племянница Вив. Еще я попыталась связаться с полицейским, который участвовал в расследовании. Хочу узнать, как так получилось, что ее исчезновение заметили только на пятый день.
– У нее же не было ни друзей, ни парня. Когда ты один, такое случается.
– Это как раз вторая деталь.
Ледяная машина подо мной внезапно испустила рокочущий звук, похожий на отрыжку, после чего внутри нее щелкнул какой-то механизм. Странно, что эта штуковина год за годом делала лед, который никому не был нужен. Дождавшись из вежливости, пока она закончит, я продолжала:
– Во всех репортажах писали, что Вив была красивой и общительной. И она действительно была красоткой. Но, когда пропадают такие люди, это замечают раньше, чем через четыре дня. Вот и я посчитала нужным сказать соседке, что какое-то время не буду ходить на учебу – а я далеко не так популярна, как Вив. Не вернись я домой, соседка решила бы, что меня похитил маньяк из «Молчания ягнят».
– Это сейчас, – заметил Ник. – Но мы-то говорим про восемьдесят второй год. Тогда все было иначе.
– Возможно. Но зачем писать, что у девушки было много друзей, если никто даже не понял, что она пропала? На популярность как-то не похоже.
Он задумчиво провел пальцами по волосам.
– Не знаю. Может, репортер только предположил.
– Потому что она была красивой? Неужели они увидели на фотографии симпатичную девочку и сразу решили, что она душа компании? Будто у красивых не может быть проблем. И внутреннего мира. И никакой жизни, кроме идеальной.
Ник бросил на меня изумленный взгляд:
– Вот это отповедь. Но статью все же писал не я.
Я понимала, что выношу ему мозг, но поделать с собой ничего не могла. Наверное, стоило замолчать, но я как будто помешалась, даже успела рассказать всю эту историю Хизер; с другой стороны, чем дольше я говорила с Ником, тем дольше я могла на него смотреть.
– Ты правда думаешь, что сможешь починить автомат? – спросила я.
– Нет, – честно ответил Ник, поднимаясь на ноги.
Полоска обнаженной кожи исчезла, но вместо нее возникла другая – когда он потянулся за еще одной отверткой, лежавшей на автомате сверху. Неужели живот у него и вправду настолько плоский?
– Я так и не понял, как он работает. Ему, наверное, уже много лет. Ты хоть раз в нем что-то покупала?
– Нет. Я собиралась купить шоколадку, потому что они тут всего по двадцать центов, это безумно дешево, но, когда я засунула в него две монетки, он их просто съел и выпустил странный звук. Тогда я решила, что он сломан.
– Ну, сломался-то он давно. Конфеты вон пылью уже покрылись. Хотя «Сникерс» выглядит вполне прилично. – Он выудил из автомата батончик и протянул его мне, а затем снова повернулся к автомату и попытался вскрыть отверткой боковую панель.
– Интересно, может, там что-то застряло?
– Что, например? – поинтересовалась я.
– Да что угодно. Внутри ничего не видно. Но эта машина совершенно точно не будет выдавать сладости. Единственный вариант – взять их силой.
Я вздохнула:
– Столько работы – и все ради пыльного «Сникерса».
– Не отказывайся, не попробовав, – ответил Ник и принялся исследовать панель, которую только что снял. – Ну да, эта штука точно сломана. Удивительно, что автомат до сих пор подключен к розетке.
Я содрала с батончика обертку. Почему бы не попробовать? Не такой уж он и старый