– Это моя работа, Мэг, – сказал я.

Солнце еще не развеяло клубившийся над рекой густой утренний туман, а мы с Маргарет уже подходили к стоянке апачей. Если не считать работы проводниками у людей полковника Каррильо во время кратких вылазок в горы, Джозеф и Альберт с тех пор, как экспедиция прибыла в Бависпе, по большей части держались особняком. Из-за инстинктивного страха мексиканцев перед апачами и ненависти к ним проводникам запрещалось даже самостоятельно ходить в город. Я их почти не видел, а вот Маргарет, вероятно, общалась с ними чаще других. Она несколько раз ходила к их палаткам и расспрашивала старого индейца о традициях и культуре апачей, записывая ответы для своей диссертации, поэтому, когда мы явились, Джозеф тепло приветствовал нас. Я не мог не заметить, что даже глубокая неприязнь Альберта к белоглазым под влиянием Маргарет немного смягчилась. Я явственно видел, что, как и все остальные мужчины, они оба влюбились в нее.

– Быть посаженным в тюрьму – это не то, с чем Люди могут смириться, – проговорил Джозеф, когда мы показали ему фотографию. – Если девочка выбрала смерть, вы ничего сделать не сможете.

– Мы можем отправить ее в больницу, – возразила Маргарет. – Самолетом доставим в Дуглас.

– Вы говорите, она напугана, – продолжал старик. – Представьте, как она перепугается в вашем самолете. И в больнице ей жизнь не спасут. Она хочет только одного: уйти домой.

– Вы хотя бы сходите с нами в тюрьму, Джозеф, – попросила Маргарет. – Может быть, возможность поговорить с вами на родном языке вселит в нее надежду.

– Надежду на что? – спросил Альберт.

– Надежду выжить, – ответила Маргарет.

Было воскресенье, из окрестных деревень и ранчо верующие, как обычно, шли на мессу в церковь. Но сегодня, поскольку весть о поимке апачской девочки успела облететь долину реки Бависпе, на дороге, ведущей в город, было не протолкнуться. Большинство шло пешком, но попадались и верховые – на лошадях, мулах, ослах. Ехали и повозки, причем как гасиендадос, так и пеонов, они набивались туда целыми семьями, как будто отправляясь в паломничество. Маргарет рассказывала, что апачи считались пугалами для нескольких поколений обитателей Северной Соноры, что в деревнях до сих пор верят, что Джеронимо был дьяволом, посланным к ним в наказание за грехи. Не так давно его место в пеонских легендах занял апач Индио Хуан. Мексиканцы говорят, что именно Индио Хуан похитил сына Хуэрты и продолжает наводить ужас на местных жителей. И вот теперь в их руках оказался настоящий живой апач. Неудивительно, что все хотели посмотреть на девочку.

На площади уже толпился народ, очередь перед входом в тюрьму была вдвое длиннее вчерашней. Пока мы с Джозефом и Альбертом проталкивались вперед, на нас бросали нервные взгляды: местные знали, что в лагере экспедиции на реке за городом есть апачи. На нас показывали пальцами, кое-кто из старшего поколения крестился.

– Смотрите-ка, – сказал я, пораженный тем, что люди пугаются при виде безобидного старика. – Они боятся вас.

– В былые дни мы шутили, что Юсен поселил здесь мексиканцев, чтобы Людям было удобно, – сказал Джозеф. – Чтобы они разводили лошадей и скот для нас, женщин для наших воинов и рабынь для наших жен. Когда я был молод, я убил немало мексиканцев, что правда, то правда, – Старик воздел ладони к небу. – Они видят на моих руках кровь своих предков.

Мы подошли к тюрьме, но на этот раз шериф отказался впустить нас.

– Вам придется стоять в очереди, как всем, – отрезал он.

– Я требую свидания с девочкой немедленно, – сказала Маргарет.

– Мэг, я не думаю, что здесь правильно так говорить, – предупредил я.

Шериф направил на Маргарет тяжелый взгляд.

– Вам, американцам, вечно кажется, будто вы, приехав в Мексику, можете чего-то требовать, – сказал он. – Я вам не слуга, сеньорита. Вы – гостья в моей стране, в моем городе и в моей тюрьме. Вы подождете в очереди вместе со всеми.

– Шериф, давайте скажем так: мы предлагаем внести некоторое пожертвование в фонд вашей тюрьмы, – сказал я. – Теперь вы, может быть, разрешите нам повидать девочку?

Шериф благосклонно улыбнулся.

– Вы вежливый молодой человек, – сказал он и кивнул. – Для вас я могу устроить специальное посещение.

– Очень благодарен.

– В то же время, как вы сами видите, – продолжил шериф, – сегодня сюда пришло много людей, чтобы посмотреть на la niña bronca, причем пришли они издалека. Поэтому сегодня вы в камеру не пойдете. Вы можете только посмотреть на нее, причем смотрите сколько угодно.

– Понятно.

Помощник шерифа проводил нас к камере и высоко поднял фонарь, чтобы свет упал на девочку. Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Она все так же лежала в углу, свернувшись в позе зародыша.

– Господи! – шепотом воскликнула Маргарет. – Джозеф, поговорите с ней. Прошу вас.

Он заговорил с девочкой своим низким певучим голосом, и по мере того как он произносил слова, она приподнялась и села на корточки. Из кошеля, подвешенного к поясу, Джозеф достал щепотку какого-то желтого порошка, протянул руку через решетку и посыпал им девочку.

– Es prohibido acercarse a la celda [40], – резко сказал помощник шерифа.

– Что это? – спросил я.

– Ходдентин, – ответил Альберт. – Порошок из цветов дерева туле. Священное снадобье апачей.

Затем старик достал из своего кошеля какую-то маленькую вещицу, что именно, я не разглядел, снова протянул руку и прижал ее к сжатому кулачку девочки.

– Sal de aqui, viejo [41]! – приказал помощник шерифа, схватил Джозефа за воротник и грубо отшвырнул от решетки.

Альберт с угрозой на лице шагнул к мексиканцу.

– Не трогай деда! – сказал он. – Он ведь старик.

– Успокойтесь, Альберт, – я взял его за руку. – Нам неприятности не нужны.

– Il tempo ya paso, – заявил помощник шерифа. – Ustedes deben salir ahora [42].

– Но ведь мы только вошли, – возразила Маргарет.

– Ustedes deben salir ahora, – повторил этот тип, оттесняя нас назад.

– Девочка умирает, – гневно сказала Маргарет, – а они продают билеты тем, кто хочет посмотреть на нее.

– Держите рот на замке, Маргарет, – посоветовал я. – Если мы будем злить шерифа, мы ей вряд ли поможем.

Мы вышли наружу. Остатки утреннего тумана уже растаяли, а после темноты и сырости тюрьмы казалось, что солнце палит нещадно. На площади царила до странности праздничная атмосфера. Торговцы расставили свои прилавки и явно гребли хорошие деньги на закусках и прохладительных напитках. Церковные колокола звонили, созывая верующих к