— С ракетами связан один момент, который мне хотелось бы затронуть, прежде чем мы начнём испытание. Не знаю, согласен ли со мной в этом Хьюго; вероятно, его это никак не волновало. Но дело вот в чём: ракета несёт с собой надежды всех людей доброй воли. Покинув пределы этой планеты, человек может стать достойным своего владычества над ней и обрести владычество над собой. Осознание того, что за пределами этой земли, хотя бы в сугубо физическом смысле, что-то есть, может объединить эту землю, может превратить людей из орды безнадежно враждующих кланов в благородный союз человечества. Я могу ошибаться в своих надеждах. Открытие новых миров может оказаться столь же тщетным, как открытие Нового Света. Оно может значить лишь дальнейшие империалистические захватнические войны, новые главы жестокой эксплуатации подчинённых туземных рас. Но может оно значит и новое единство, новую энергию, новую человечность и, наконец, воплощение в жизнь всего лучшего, что есть в человечестве. Я, во всяком случае, на это надеюсь, — тихо, упавшим под конец голосом проговорил он.

Убийца не вслушивался в эту идеалистическую болтовню. Глаза убийцы были с улыбкой устремлены на Маршалла.

“Он сыщик”, — размышлял убийца, — “пусть поломает голову”.

3

Хьюго Чантрелл добавил ещё несколько слов от себя, главным образом, технических подробностей, понятных, по всей видимости, только его коллегам. Он с любовью отзывался о своих долгих месяцах работы над “Аспера-9”. Все его модели ракет, как он пояснил, именуются “Аспера”, ибо per aspera, в конечном счёте, itur ad astra[77], но, к сожалению, шутники предпочитают вариант “Аспидистра”.

Группа, столпившаяся на краю траншеи, подвинулась вперёд, к самому краю, и заглянула в яму под сараем. “Аспера-9” имела около пяти футов в длину и немногим меньше фута в диаметре. Отблески на её тусклом медном корпусе придавали ей вид живого существа, удерживающего себя от движения. Чантрелл, Картер и помощник Гриббл совещались в яме слишком тихо, чтобы можно было что-то расслышать. Зачем Чантрелл воздел руку.

Настала тишина. Гриббл склонился над ракетой. Раздался всплеск выхлопа и громкий взрыв. Все глаза, словно на теннисном матче, быстро повернулись, следя за полётом ракеты. Но они увидели и кое-что ещё.

Они увидели, как пухлая фигура перевалилась через край траншеи прямо перед “Асперой-9”. Уши их услышали хруст костей и плоти, резкий, звонкий крик.

Сама “Аспера-9” оправилась от потрясения. Она прекрасно ощущала изгибы траншеи и невредимой погрузилась в хлопковые тюки в конце пути. Но никто не обратил внимания на её эпохальное представление.

— Хилари! — кричала Вероника Фоулкс. — Хилари! — И Дженни Грин тихо, но напряжённо выговаривала то же самое слово.

— Им всё-таки удалось, — с чувством выговорил Маршалл. — Удалось прямо на моих, чёрт бы их побрал, глазах…

— Боже мой! — пробормотал какой-то голос. — Боже мой! — Голос потрясённо дрожал от ужаса и облегчения, но нельзя было ошибиться в принадлежности этих глубоких, округлых звуков.

Маршалл обернулся и уставился на Хилари Фоулкса. Он проследил взгляд Хилари до самой кровоточащей массы, лежавшей в траншее.

— Тогда кто?.. — громко потребовал он.

Ему никто не ответил.

4

Так происходящее стало вечеринкой лейтенанта Маршалла.

Именно Маршалл велел Чантреллу и Картеру никому не позволять спускаться в траншею. Именно Маршалл отправил Гриббла в дом звонить в полицию Пасадены. Именно Маршалл поручил своей жене, при помощи Кончи Дункан, успокаивать остальных женщин и предотвращать истерику. Именно Маршалл лично спустился в траншею, опознал пухлую груду как фаната жанра Рансибла, убедился, что тот мёртв (хотя едва ли в этом могли быть сомнения у любого, видевшего, как тот упал) и накрыл его брезентом (но можно сказать, что и погребальной пеленой) из сарая.

После чего именно Маршалл обратился к остальным, собравшимся в просторной гостиной Чантрелла.

— Полиция, — начал он, — прибудет через пять-десять минут.

— Но, лейтенант, — запротестовал Хилари, — я думал, что вы из полиции.

— В Лос-Анджелесе. А здесь, в Пасадене, я такое же частное лицо. Но частное лицо с профессиональными знаниями и опытом, которые сейчас предоставляю в ваше распоряжение. Потратим время до прибытия ребят из Пасадены, попытавшись разобраться с этим делом.

Он оглядел собравшихся. Теперь они достаточно протрезвели во всех смыслах этого слова. Нельзя было чувствовать себя на вечеринке с триумфальным запуском ракеты. Светское веселье и научный жанр стёрлись внезапным явлением смерти.

Но это была безличная трезвость. Что, впрочем, было вполне естественно. Никто здесь не был знаком с Рансиблом, не считая случайных встреч. Он был статистом, прихлебателем, оруженосцем. Ужасно было видеть его смерть, но она вызывала лишь физическую реакцию; по поводу его ухода не было ни траура, ни личной скорби. А для Хилари и его кузины, может быть, даже для его жены чувство общегчение столь эффективно заглушало любые положенные сожаления о смерти Рансибла, что они выглядели почти ликующими.

Заговорил один из людей из Калтеха.

— Но зачем вообще нужна полиция? Это был в высшей степени трагический несчастный случай, и дознание, несомненно, станет крайне неприятным; но полиция…

— Несчастный случай, ага, — фыркнул Маршалл. — Возможно, газеты читают не все из вас, но большинство всё же должно знать, что недавно имел место ряд покушений на жизнь мистера Фоулкса. Вы также, исходя из собственных наблюдений, можете судить, что мистер Фоулкс и покойник были очень схожего телосложения. Собственно говоря, и миссис Фоулкс, и я, увидев, как тело летит в траншею, сразу подумали, что это её муж. Вот. Думаю, вывод очевиден.

— Бедняга! — вздохнул Хилари, стараясь натянуть поверх облегчения неубедительную маску скорби. — Только подумать, он положил за меня жизнь!

— Невольно, без сомнения; и всё же мистер Фоулкс прав. Яркий свет был сфокусирован на траншее. Мы на краю её стояли в полутьме. А на удивление неэффективный убийца, ранее уже пять раз безуспешно покушавшийся на жизнь мистера Фоулкса, сегодня предпринял шестую, самую впечатляющую и столь же безуспешную попытку.

Вновь последовал вздох облегчения, на сей раз исходивший от Хьюго Чантрелла и сопровождавшийся пламенным “Слава Богу”.

— Почему же, сэр? — потребовал Маршалл.

— Потому что, лейтенант, если это убийство, то не возникнет публичного негодования насчёт опасности экспериментов с ракетами. После прискорбной гибели Валье в 1930 году[78] по всей Германии раздались недальновидные, но яростные требования законодательного запрета всех дальнейших разработок в области ракет. Но в данном случае… Теперь вы понимаете, почему я благодарю Бога, что это убийство.

— Так. Хорошо. Видел кто-нибудь ясно, что произошло? Я знаю, что все мы (кроме одного человека) пристально следили за “Асперой-9”. Убийца знал законы сцены. Я не ожидаю, что кому-нибудь