Шрифт:
Закладка:
Последнее распоряжение Маршалл нашёл невозможным исполнить в этой комнате, но закурил трубку и стал слушать.
— Итак… Что я вам уже рассказала, когда нас прервали те сочинители? Этот мистер Хендерсон какой-то странный, не правда ли? Но он кажется… не знаю, довольно милым.
Маршалл рассмеялся.
— Мужчине трудно понять, как это прилагательное применимо к другому мужчине, но вы, должно быть, правы. Что ж, вы рассказывали мне об Уимполе и Фоулксе, и как они повлияли на своих детей.
— О да. Я, кажется, кое-что не упомянула о мистере Уимполе: он был атеистом. Я не имею в виду обычный атеизм, каков свойственен многим людям — или они так о себе думают. Он был ярым атеистом, сделавшим это своей религией. Вечно цитировал Тома Пейна[58] и Боба Ингерсолла[59], хотя, насколько я могу судить, от Ингерсолла в нём было много больше, чем от Пейна. И это появлияло на его детей, хоть и по-разному. Вэнса это наделило независимостью, той его блистательной рациональной уверенностью в себе. Он нашёл то, что ему нужно, в самом себе. С Рон всё иначе. Она из тех людей, кому нужно что-то ещё, потому что она… прошу вас, не сочтите это за ехидством, но потому, что сама по себе она ничего не представляет. Поэтому она ищет, шарит и реагирует на происходящее так, как мог бы, по её мнению, отреагировать кто-то другой, только она, на самом деле, не кто-то другой. Я понятно выражаюсь?
— В какой-то степени. Скажем так, всем нам, даже если мы не можем принять Бога с большой буквы, нужен какой-то бог с маленький. Мистер Фоулкс нашёл его в своём отце, а мистер Уимпол в себе самом, но миссис Фоулкс всё ещё в поисках. Или она — разве не нашла она его в какой-то степени в своём брате?
— Да… — замялась Дженни Грин. — Возможно, немного. Но Вэнс… Такому богу трудно поклоняться. Он не хочет стоять в алтаре. С ним никогда не знаешь, где ты. Он может дать волнение, но не покой. Бог для менады, а не для монахини, так сказать.
— А мистер Фоулкс?
— Что насчёт него?
— Как бог низшего разряда для жены.
Дженни нахмурилась.
— Не думаю, что Рон понимает кузена Хилари. Не думаю, что они друг друга понимаю.
— Скажите, раз уж об этом зашла речь: они кажутся странной парой. Как?..
— Думаю, кузен Хилари женился на Рон, потому что она была дочерью своего отца. Насколько я понимаю, в молодости она была больше похожа на Даррела Уимпола. Тогда ей хватало его атеизма, и она испытывала — или казалось, что испытывала — к Фаулеру Фоулксу те же чувства, что и он. Думаю, Хилари искал… ну, можно ли назвать это верховной жрицей его религии?
— И она подвела его?
— Можно устать от чего угодно, лейтенант. Теперь Рон говорит, что всё, что ей нужно в качестве ада — это мир, где все книги написаны Фаулером Фоулксом, а все фильмы сняты о докторе Дерринджере.
Маршалл медленно выпустил из трубки клуб дыма. Столь извращённое использование доктора Дерринджера в качестве смертоносного отправителя бомбы… нет ли здесь схожего негодования? Использовать символ, чтобы разрушить реальность…
— Я сказала больше, чем следовало, — промолвила Дженни Грин. — Пожалуй, больше, чем когда-либо. Но вы видите, как это для меня важно? Если хоть одно сказанное мной слово может помешать какому-то дьяволу убить кузена Хилари… Сказала я что-нибудь полезное?
— Будь я проклят, — проговорил Маршалл, — если знаю.
7
— Эта мисс Грин, — сказал Маршалл, — находит вас милым.
Джо Хендерсон сидел, скрестив ноги, на подушке перед каменным камином.
— Мисс Грин? — Он невинно поднял глаза.
— Кузина-секретарша Хилари.
— О. Я был там сегодня, лейтенант. Я пошёл к… ну, миссис Фоулкс попросила меня выпить с ней чаю, и я… Ваш полицейский чуть было меня не прогнал.
— Так и должно быть.
— Так я подозреваемый?
— Ставьте Джо в начало списка, лейтенант, — засмеялся Остин Картер.
— Почему? — озадачился Маршалл. — Мы только что разобрались со всеми осложнениями, возникшими с Хилари у Литературного общества Маньяны (и спасибо, Картер, за сотрудничество), но Хендерсон, по-моему, единственный, кто полностью очищен.
— О, но видите ли, лейтенант, ведь мы согласились, что запертая комната создана при помощи машины времени? А Джо — наш величайший авторитет в таких устройствах. Смотрите “Временной туннель” в новейших “Удивительных”.
— Подозрительно, — улыбнулся Маршалл. — А мотив?
— Миссис Фоулкс. Видели бы вы Джо после того чаепития.
Джо Хендерсон, не вставая, тем не менее словно зашаркал ногами.
— Но он не был знаком с миссис Фоулкс до нападения.
— Лейтенант! Как вы порой прозаично буквальны! Если всё дело построено на машине времени, почему бы мотиву не появиться после события? Тем самым преступление лишь становится изобретательнее — алиби создаётся тем, что отправляешься в момент времени, когда у тебя нет причины убить.
— Боюсь, Хендерсон, Картер раскрыл вашу жуткую тайну. Лучше сознавайтесь.
— Я не такой умный, — покачал головой Джо Хендерсон.
— Но, серьёзно, лейтенант, — продолжал Остин Картер, — вам следует прочесть “Временной туннель”. Там Джо не придуривался, это прекрасная вещь. Одна из самых блестящих научно-фантастических повестей за последние годы.
— Ты в самом деле так думаешь? — Джо Хендерсон, с его на десять лет большим Картера стажем в профессии, так сиял от удовольствия, как актёр-любитель, только что услышавший доброе слово от Лантов[60].
— Разумеется. Хендерсон всё ещё Старый Мастер, когда сам этого хочет. А эта Сторм Дарроуэй… Боже мой, какая девка! Если бы я встретил такую женщину, тысяча межпланетных цивилизацией рухнула бы, а мне было бы всё равно!
— Героиня “Временного туннеля”? — спросил Маршалл.
— Конечно, нет. Вы не знаете Хендерсона, лейтенант. Злодейка. Героиня скучнее помоев. Видите ли, одна из торговых марок Хендерсона — Две Женщины. Те самые, что проходят сквозь всё творчество Райдера Хаггарда. Одна представляет Добродетель, светловолосую, красивую, добрую и скучную. Другая воплощает Порок, чёрный, прекрасный, злой и блистательный. Меня всегда удивляло, почему Джо может писать только о злых женщинах.
— Могу я сыграть в психоаналитика-любителя? Возможно, он тайно убеждён, что женщины злы, поэтому способен убедительно изобразить только злую женщину.
— Мило, — кивнул Картер. — Что ты на это скажешь, Джо?
Джо Хендерсон колебался.
— Не знаю, — наконец, протянул он. — Думаю, это просто подсознательное убеждение, что у женщины паучья кровь.
8
— Да, — сказал клерк в отеле “Элитный”, — любому, кто ошивался поблизости, легко было догадаться, кто такой Луи Шалк. Конечно, его оправдали по делу Аустерлица,