Обычно это были сговорчивые гости, слушавшие с полным интересом и время от времени высказывавшие собственные вдохновляющие идеи. Чантрелл имел обыкновение утверждать, что компания писателей-фантастов бесценна для учёного; они — пророки будущего, как Верн и Фоулкс были пророками наших дней. Лишь изредка он признавался сам себе, что наслаждался их компанией, потому что они принимали его неортодоксальные взгляды на пограничные области науки куда более учтиво, чем коллеги по лаборатории.

Но в этот день оказались невосприимчивы даже они. Было слишком много иных. Там был Хилари Фоулкс, явление которого с женой и кузиной придало ему вид властелина во главе кортежа, обзаведшегося собственным двором как можно ближе к собственному удобно разместившемуся в кресле пухлому телу, порождая анекдоты о своём Бессмертном Отце и собственном предопределённом свыше спасением от смерти.

Там была Вероника Фоулкс, бродившая кругом в попытках начать интимный разговор с каждым свободным мужчиной. Да, даже с Чантреллом, хотя женщины интересовали его не больше спиртного, а туманная глупость её эгоцентрического мистицизма вызвала у него отвращение; ибо его ум, при всей эксцентричности, был строго логичен.

Там был агент Фин. Он был вполне ненавязчив, если не считать его бесплодных попыток поговорить наедине с Хилари Фоулксом и явного ручного управления Вэнсом Уимполом; но Хьюго Чантреллу не нравилось присутствие, даже существование агентов как таковое. Они напоминали ему, что писатели (даже, или, быть может, особенно, авторы научной фантастики) трудятся ради денег, тогда как он предпочитал думать о них как о свободных душах, столь же запредельно независимых, как, благодаря удачному замужеству бабушки, он сам.

Там были два человека, которых он, по смутному припоминанию, встречал однажды у Картеров, но не мог их точно определить. Человек по фамилии Маршалл как будто никуда не вписывался. Пятиминутный разговор показал ему, что тот не учёный и не научный фантаст; а его костюм, хотя и достаточно хороший и должным образом отутюженный, явно доказывал, что владелец его не принадлежит к кругам, в которых вращался Фоулкс. И всё же он казался неким странным образом тесно связанным с Фоулксами, почти не спуская зорких глаз с Хилари даже ради своей же привлекательной жены.

Там был странный человечек, которого звали Транчон, или Рантл, или как-то ещё столь же нелепо. Чантрелл решил, что это фанат; Остин Картер часто приводил таких. В какой-то момент ему стало жаль этого одинокого человечка, и он подошёл к нему просветить его некоторыми подробностями устройства почти забытой уже всеми ракеты. Но в тот же момент подошёл Вэнс Уимпол, и глаза Трандла при появлении Автора вспыхнули истинно фанатским блеском.

Уимпол, само собой, был повсюду. Он возился в баре, травил байки, с самым интимным шармом представлял друг другу людей, с которыми сам познакомился пять минут назад; он пробивал дамбу, выстроенную вокруг себя Хилари, докучал своей сестре, порой флиртовал со своей кузиной, которая, по-видимому, была его невестой, — словом, он уже превратил серьёзное собрание увлечённых наукой чудаков в первостатейный бардак.

Если экстрасенсорное восприятие Хьюго Чантрелла (или память о прежних своих рассуждениях про серийно-временное существование; он ещё не определился окончательно) и было столь острым, как ему позже казалось, то у него действительно могли возникнуть предчувствия.

Возможно, предчувствие возникло, когда удобно восседающему на троне Хилари Фоулксу представили молодого Дункана.

— Ах да, — забормотал Хилари. — Дункан. Дункан. О да, отважный молодой человек, имевший наглость писать новые рассказы о докторе Дерринджере. Очень смело с вашей стороны, Дункан. Счастлив познакомиться. Счастлив. Знаете, я чувствую, что был очень щедр к вам. Мне следовало вообще отказать в разрешении на ваш цикл. Долг перед памятью отца и всё такое, знаете ли. Но я не такой людоед, каким меня некоторые считают. В конце концов, вам, писателям, надо на что-то жить, не правда ли?

Хорошенькая, похожая на испанку жёнушка Дункана увела его, но не раньше, чем он произнёс нечто неприятное и угрожающее. Ухмылка на его лице была чернее её волос.

Возможно, предчувствие возникло, когда Вероника Фоулкс, преуспев с некоторыми другими гостями не больше, чем с хозяином, исчезла на некоторое время в саду с Джо Хендерсоном.

Чантрелл подумал, что на вид она и правда смахивает на одну из злодеек Джо, но их умы всегда проницательно злы. Она же просто банальна и глупа.

Он был несколько удивлён, когда Хендерсон вернулся с помадой, размазанной по его лицу так сильно, что кузина схватила его и увела в сторону для починки прежде, чем он успел попасться на глаза Хилари.

Возможно, предчувствие возникло, когда Уимпол, в конце концов, приняв (как сказал бы дед Чантрелла, шотландец) на грудь, постепенно перестал флиртовать при случае со своей невестой и принялся осторожно, но вполне намеренно ухаживать за другими.

У него было завидное поле для выбора. Картер, Маршалл, Баучер и Дункан — всем им были дарованы весьма привлекательные жёны. И особенно его привлекала длинноногая Леона Маршалл, чьи рыжие волосы так заметно гармонировали с волосами самого Вэнса.

Чантрелл упустил кульминацию этих событий; но о природе её нетрудно было заключить по кровотечению из носа Уимпола и тихому, серьёзному и слегка смущённому разговору Маршаллов в углу.

Уместнее всего было возникнуть предчувствию, когда он спустился в сарай, чтобы проверить приготовления к испытанию ракеты; ибо, что бы ни происходило, он был намерен произвести это испытание. Он был уверен, что некоторым из его гостей всё ещё интересно; а остальные… Ну, они могли, в конце концов, полюбоваться формой ракеты.

Возле мастерской стояли три фигуры. Оказавшись на краю лужицы света, отбрасываемого из окна сарая, они создавали в ночной тьме странный эффект оптической иллюзии. В центре стояла женщина. Остальные были мужчинами, или, вернее, то был один мужчина — и именно это и смущало. Как будто женщину сопровождали мужчина и его двойник.

Быть обманутым собственными глазами — истинное удовольствие. Быть может, это наводит нас на утешительную мысль о несовершенстве наших чувств, а значит, вещи не обязательно столь ужасны, как кажутся. Чантрелл наблюдал за этим раздвоением с тем же тревожным удовлетворением, которое когда-то испытывал, слишком долго созерцая водопад, так что сами земля и скалы пришли в движение, словно в такт серенаде Орфея под его лютню.

Затем помощник Чантрелла, Гриббл, открыл дверь сарая, и в тот же миг откуда-то из тени возник высокий и крепкий Маршалл. Тремя фигурами оказались всего лишь Хилари Фоулкс, оставивший свой трон, чтобы подышать воздухом, его кузина мисс — как её там, Грин? —