Дождался, пока отозвавшиеся лепестки набухли и разошлись, легонько ввел палец внутрь. Кружочек «по солнцу» у самого входа, кружочек — «против солнца». Рабыня приподняла голову и потрясенно вслушалась в эти ощущения.

Но как только ее дыхание участилось, Волк оторвался, и губам рабыни снова пришлось заняться привычным делом.

И вновь — как только каштановая головка задвигалась в ритме, отобрал вздыбленный член и вернулся назад. И снова — легкая щекотка по наливающимся кровью губкам, круги у входа, щекотка по секелю и опять в рот, глубоко, в самое горло. И обратно.

Там уже хлюпает под пальцами, разгоряченная рабыня вертит задом, пытаясь вобрать поглубже дразнящие пальцы. И опять в рот и снова назад. Рабыня задыхается и мотает головой, но не смеет двинуться с места.

Склонившись как над овечкой, Волк властно кладет ладонь ей на шею, пригибая голову. Большой палец другой руки ныряет внутрь, секель прижат между средним и указательным. Кончики пальцев начинают ритмично двигаться навстречу друг другу изнутри и снаружи. «Скобка».

Потрясенная Язычок вскидывает голову, как норовистая лошадь, глаза ее изумленно распахиваются, рот округляется и оттуда вылетает вибрирующий визг. В это время ее роскошные ягодицы танцуют бешеный танец.

— Раз, — спокойно говорит Волк и снова перемещается к ее рту. Как только в движениях безвольно мотающейся головы появляется осмысленный ритм, он опять берется за рабыню сзади.

Теперь два пальца погружаются в зияющую, все еще пульсирующую щель, а большой палец чертит легкие влажные круги вокруг испуганно поджимающегося коричневого глаза. Язычок подкатывает глаза, будто пытается посмотреть внутрь себя, рот полуоткрыт, с губ бежит слюна, лицо, как его видно Ирме, полубезумное. Над песками плывет густой запах распаленной самки.

— Два, — говорит Волк, и рабыня снова бьется в оргазме.

Жадное лоно распахнуто на всю алеющую глубину. Снова пальцы дразнят его. И вот, когда кульминация уж близка, когда рабыня со всхлипыванием уже набрала полную грудь воздуха, чтоб разразить криком, большой палец неожиданно ныряет в зад. Язычок замирает от новых ощущений, но скобка начинает пульсировать и рабыня взрывается новым оргазмом.

— Три, — смеется Волк и звонко шлепает свободной рукой по танцующим ягодицам. Язычок взвизгивает от неожиданности и на нее внезапно накатывает новый оргазм. — И четыре…

Он подносит к ее рту самый маленький эбеновый фаллос и погружает глубоко в горло. Рабыня задыхается и кашляет, но тело не подчиняется ей — таз, бедра и живот еще дергаются в танце оргазма.

Волк легонько шлепает ее по щеке, чтоб вернуть в чувства: «Задницу растяни руками!». Рабыня послушно выполняет команду, и первый фаллос беспрепятственно погружается в зад. Испугаться ей никто не дал времени, потому что вновь пришлось работать ртом.

— Первый! — хохочет Волк.

Язычок не понимает, на каком она свете, подрагивает вонзенный в нее черный фаллос, два звонких шлепка обжигают ягодицы. Но на секель вновь ложится скобка и тут же обрушивается умопомрачительная волна следующего оргазма. Лоно и анус пульсируют вместе, кишка обминается вокруг деревянного фаллоса и принимает его. Обессиленная рабыня падает лицом в песок, но кто же ей даст отдыхать! Это вовсе не конец…

Не убирая скобки, Волк начинает двигать фаллосом и рабыня бьется в новом оргазме. Новые шлепки оставляют алые следы на белой коже роскошных ягодиц, рабыня вздрагивает, но крик не вылетает изо рта — рот занят.

— Первый оргазм с зада, Язычок, — ободряет ее Волк. — До «снятия печати» осталось еще три ступени и три фаллоса. И только тогда ты примешь господина сзади и будешь рыдать от радости.

Волк никуда не торопится, до полуденного отдыха еще масса времени…

* * *

1 день 2 месяца весны (5 месяца года) 2009 г. Я.

Где-то в Степи

Вид другой рабыни, извивающейся и кричащей от наслаждения, был невыносим. Но Ирма, как завороженная, не могла отвести глаз от лица девушки, от трясущегося в сладких корчах тела, не видела и не слышала больше ничего вокруг.

Она впитывала все сразу и каждую мелкую деталь по отдельности: зарумянившиеся щеки, капельки испарины над верхней губой, подкатывающиеся глаза и складочку между тонких бровей, когда невольница пыталась прочувствовать подкатывающий оргазм — и орущий распяленный рот, когда «девятый вал» кульминации настигал ее. Песчинки, прилипающие к обслюнявленному подбородку и влажной коже, когда рабыня простиралась ничком в истоме, и напряженные соски торчащих грудей, когда Волк вздергивал рабыню за плечи или за волосы, заставляя прогнуться.

Время от времени «обзор перекрывали» мускулистые ягодицы Волка, который возвращался ко рту Язычка. В этот момент между мужских ляжек становились видны раскачивающиеся груди рабыни, которая все это время так и продолжала растягивать в стороны половинки задницы, не смея ослушаться приказа.

«Молоточки желания» давно превратились в грохочущие тамтамы, чей грохот не заглушал, а, напротив, только «выпячивал» стоны и вздохи Язычка, будто они звучали в родниковой тишине.

Ирма сходила с ума от желания. Ее пятки прорыли бороздки в песке, будто она пыталась отползти, но больше всего ей хотелось, чтобы Волк сейчас развернулся к ней.

И Волк развернулся… Его вздыбленная плоть притянула ее взгляд, как магнит — железо. Она судорожно сглотнула, не в силах перевести глаза выше, на его лицо.

— Ты хочешь что-то сказать, рабыня?

Она не поверила сама себе, когда услышала собственный голос.

— Возьми меня, господин, — прошептала она, прерываясь на каждом слоге.

— Скажи это громче.

— Возьми меня, господин! — прокричала она и разрыдалась.

Он подошёл к ней и лёгким прикосновением Жала, как по волшебству, возникшему в его руке, заставил ее раскинуть колени: «Взять тебя?»

— Да, господин! — рыдала она.

Жало нежно скользнуло по внутренней поверхности бедра. Его кончик щекотал и легонько покусывал кожу, как покусывают ладони искорки в кошачьей шерсти. Гипнотически медленное приближение жала к месту сосредоточения всех ее желаний заставило Ирму замереть, затаив дыхание. Ей показалось, что она кончит прямо сейчас.

— Взять тебя?

— Да, господин, — задыхалась и всхлипывала Ирма.

— Ты просишь меня?

— Я прошу тебя, господин!!

— Кто ты?

— Я — РАБЫНЯ!!! Возьми меня, господин!!!

И он взял ее. Повернул лицом к колесу и взял, стоящую на коленях.

Волк вошел в нее единым медленным, тягучим, плавным движением и Ирма своим истомившимся, набухшим, тугим лоном прочувствовала каждую малую «черту[1]» этого движения. Держа ее за талию, он проник предельно глубоко и замер, давая ей время почувствовать, как ее заждавшееся естество проминается и облегает ненавистный член невероятно желанного врага, которому она только что окончательно сдалась, прочувствовать, что значит быть заполненной до предела.

Волк выскользнул и так же томительно вдвинулся снова: раз, другой, третий…

Но не успел он взять уверенный ритм, как переполненную желанием Ирму накрыло. Она охнула, затряслась всем телом, как в падучей и в голос взвыла — громко, утробно, из самого низа живота. Продолжая выть на одной протяжной ноте, изогнулась, уцепившись ладонями за цепочку, забарабанила ногами по земле от переполнявшего удовольствия. И обессиленно повисла, поскуливая, плотно сжав бедрами торчащий в ней член и оттопырив зад…

Но господин ее, Волк, вовсе не собирался останавливаться на этом. Выскользнув, он перевернул Ирму спиной к колесу. Его член с налившейся пурпурной, почти фиолетовой, головкой воздвигся перед ее лицом и показался ей громадным. Напряженный и блестящий от ее обильных соков, он слегка раскачивался и приковывал взгляд Ирмы, как капюшон раскачивающейся кобры.

— Слижи это, — отрывисто скомандовал Волк. И спокойнее добавил. — Пора тебе, рабыня, узнать вкус собственного меда.

Ирма послушно