— С Богом, — попрощалась с ней Ольга.

Через четыре дня Ольгу, по ее настоянию, выписали из больницы. Она должна была лежать еще месяц, но выписалась под расписку. Письмо домой не отправила. Как только вышла за территорию больничного комплекса, стала нетерпеливой. Купила дорожную сумку и некоторые вещи, купила новую, по погоде, куртку на тонкой подкладке чуть выше колен, повязала косынку «стрелочками» на чеченский манер и поехала в Моздок.

И по приезде, в тот же день, договорившись с военными, убыла в аэропорт Грозный-Северный.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

31.03.1995

Климат в Чечне по-горному суров: зимой промозгло и холодно, летом жарко, но весной эти места открываются во всей своей красе. Оживает, одевается молодыми травами раскисшая степь, горы синеют на ясном горизонте. Солнце светит в окна разбитых домов, на ветвях выживших деревьев набухают почки, и воздух пахнет новой жизнью.

В эти дни российские войска штурмовали Аргун. Кровопролитные бои за Грозный закончились больше месяца назад, война перешла в горы. На фронтовых дорогах бесконечными вереницами шли колонны военной техники, вертолеты из Грозного-Северного уходили звеньями в горы, отстреливая огоньки тепловых ловушек. Гостиница аэропорта уже не смотрелась такой нежилой и выстуженной, как в январе; каждый день в гостиницу заезжали какие-то чины, известные военкоры и иногда политики.

Приезжали матери.

Их собралось более двух десятков. Матерям выделили комнаты с двухъярусными кроватями и прикомандировали к столовой. Там на завтрак, обед и ужин давали консервированную кильку в томатном соусе: суп из кильки, каша с килькой, килька с хлебом. Этой кильки Советский Союз заготовил немереное количество — в Каспийском море суда добывали ее насосами, просто прокачивая забортную воду в свете прожекторов.

По вечерам в комнатах матерей шли разговоры. Когда приходило время спать, карабкались на второй ярус и долго ворочались там под скрип пружин, мечтая о том, чтобы им приснился их ребенок — живой или мертвый — и указал во сне место, где он находится.

Совершенно неожиданно Ольга встретила в гостинице Валентину Николаевну, свою попутчицу, преподавательницу из города Великие Луки.

Валентина Николаевна приехала в Грозный, когда боевики покинули город. Она уже не казалась такой потерянной и замкнутой, как в Моздоке, наоборот, выглядела оживленной и деятельной. Глаза за очками блестели. За это время она присоединилась к Комитету солдатских матерей и даже ездила в составе делегации в Москву к какому-то высокопоставленному чиновнику. Чемодан Ольги она оставила в Моздоке, в камере хранения.

— Мы заставим их нас услышать, — после того как они сердечно обнялись, говорила она Ольге в коридоре гостиницы. — Здесь встречаем каждого генерала и задаем вопросы. Они будут вынуждены нам помочь!

Кое в чем власть действительно принимала участие. Один раз матерей вывезли в Ростов, где в морозильных камерах хранились неопознанные тела. Тел было очень много. В отдельном помещении матерей усадили возле экрана и включили видеокассету, по очереди показывая съемки останков. Если какая-то из мам говорила: «Похож…» — ее сопровождали в морозильник, где она осматривала тело. Кто-то нашел своего, остальные на вертолете вернулись в Грозный-Северный, и два дня в комнатах слышались всхлипывания и причитания.

В остальном никто не помогал. Наоборот, матери раздражали, и от них отмахивались, как от надоедливых мух.

Официальные обмены проходили крайне редко. Во-первых, боевиков не брали в плен живыми, а кого и брали, забирала и уже не отдавала ФСБ. Во-вторых, это никому не было нужно. Система бездействовала. Для освобождения своих пленных делали всё возможное только спецназ ГРУ, морская пехота и немного десант. Остальных словно не существовало. О них старались молчать. Военные называли их «забытым полком». По разным данным, забытых пленных на неподконтрольных территориях оставалось больше тысячи.

Если обмены и проходили, то только благодаря личностям. В 1995 году многие в Чечне знали имя Петра Косова, на тот момент советника президента Ингушетии. Как-то к нему в кабинет зашла одна из матерей и попросила помощь в спасении сына. Почему она пришла именно к нему, неизвестно, скорее всего, просто ходила от безысходности по самым разным кабинетам того региона.　

Косов — человек верующий, принял ее горе как личное.　

Он помог вызволить ее сына и еще многих сыновей из Шали — договаривался, хитрил, улаживал. Проблема заключалась и в том, что в каждом селении по пути в Ингушетию имелся свой командир и свой отряд, который мог запросто остановить автобус с вызволенными пленными, и в лучшем случае все начиналось сначала. Боевики приговорили Косова к расстрелу за то, что вывез больше, чем договаривались, убили офицера, который ему помогал, но он все равно продолжал ездить.　

Когда Косов начинал дело своей совести, в штабах ему говорили, что это невозможно, он же отвечал, что с верой размером с горчичное зернышко возможно все. Так оно и вышло. То, что являлось невозможным для огромного государства, оказалось выполнимым для одного человека.　

Только таких, как он, были единицы.　

В каждом из генералов, которого матери окружали с фотографиями в руках, они хотели увидеть того человека, который разделит с ними их беду. Но слышали в ответ лишь туманное «разберемся» или политические обещания, которые исчезали в воздухе, как только выключалась камера. Была война — женщина, только не с черными, как говорил Слава, а с белыми невидящими глазами без зрачков, и каждая из матерей оставалась с ней один на один.　

— Мы заставим их искать наших сыновей, — повторяла Валентина Николаевна, заводя Ольгу в комнату гостиницы.　

Ольга ничего не ответила. Болела голова. Боль сдавливала виски, болели даже глаза. В больнице было гораздо лучше. Она очень устала, хотела тишины. В комнате, где ее поселили, находилось шесть женщин и двое мужчин-отцов. Они обжились здесь, некоторые женщины оставались в домашних халатах. На веревке между кроватями висели сохнущие после стирки вещи. Электрическая плита, чайник. Все в тапочках. Один из мужчин курил в форточку. Ольге выделили кровать на нижнем ярусе, застеленную синим казенным одеялом. Проживающие в комнате знали, что Ольга приехала в Грозный одной из первых; слышали от Валентины Николаевны, что она только что из больницы, на нее бросали любопытные взгляды, но с вопросами деликатно не приставали.　

— Сколько я в этом Моздоке натерпелась… — присела рядом с ней на кровать Валентина Николаевна. — После вашего отъезда власти по городу развесили плакаты: «О судьбе военнослужащего можно узнать по адресу: улица Мира, дом шесть». Это Дом культуры в парке. Что там творилось, ужас. Матери