Шрифт:
Закладка:
— Знаю, где он. Я здесь на одну ночь. Завтра поеду к нему. В Ачхой-Мартан. — Ольга полезла в сумку за обезболивающим. Кто-то подал ей кружку воды, и она выпила сразу две таблетки.
— Дай Бог, дай Бог. У нас, если кто находит, — такая радость! Сразу надежда появляется. А я слышала, наши пленных не берут, стреляют на месте. Почему они так, неужели не понимают, что можно же обменять?
— Не знаю, Валентина Николаевна. Простите, что-то голова разболелась…
— Да, да, конечно, отдыхайте.
Ольга, не снимая косынки, прилегла на кровать и прикрыла глаза. Лампочка светила ярко, свет проникал сквозь опущенные веки розовым цветом. Женщины перешли на шепот, комнату наполнили звуки — шорохи, шуршание пакетов, стук кружек, скрип кроватей, глубокие вздохи. Где-то далеко в городе иногда звучали приглушенные автоматные очереди, но по сравнению с январем было тихо. Большая война откатилась на юг и запад.
Боль понемногу отступала. Завтра надо было ехать, закончить начатый в январе путь. В памяти она вернулась на переднее сиденье «Жигулей», перед закрытыми глазами появилась пустая дорога в серой пелене дождя. Мерно стучали дворники. Сколько она ночами вот так ехала, пока лежала в больнице. Она думала, что от волнения сегодня не заснет, но вскоре дорога начала расплываться.
Уже засыпая, Ольга вспомнила, как они с Настей встречали Новый год, как с экрана телевизора звонили куранты и немного гнусавый президентский голос обращался к стране: «Дорогие россияне…» Если бы ей, самой обычной женщине, в те дни повстречалась какая-нибудь черноглазая гадалка, умеющая читать линии судьбы, и предсказала, что тридцать первого марта она, с багровым шрамом на голове, будет лежать на солдатской кровати в разрушенном городе Грозном, в комнате, полной незнакомых людей, она бы только улыбнулась такой причудливой фантазии.
* * *
Выздоравливающему человеку надо спать. Разгорался весенний солнечный день, но все спалось и не хотелось просыпаться. А потом в сон, как вспышка, ворвалась мысль: «Сегодня к Алеше», — и она резко села на кровати.
Сколько в больнице она ждала этого дня… В туалете Ольга умылась холодной водой, посмотрела на себя в зеркальце. Перевязала покрасивее косынку. Левая рука слушалась плохо, но сейчас это было неважно. А когда вернулась из туалета, к ней подошла девушка из соседней комнаты. Ей было, наверное, лет двадцать. Темные волосы, невысокая, с родинкой на щеке.
— Простите, — сказала она тихо. — Я слышала, вы уезжаете в Ачхой-Мартан. Возьмите меня с собой. А то одной страшно. Я мужа ищу. Он офицер из 81-го полка. Мы только перед Чечней расписались. Он в плену, но где — не знаю. Возьмите меня с собой, у меня есть ксерокопии его фотографий — раздам людям, может, кто видел?
Ольга в первый раз встречала здесь жену. Обычно приезжали родители, в основном матери: те, которые выносили, родили, учили ходить, произносить первые слова, разбирать цвета, держать ложку, завязывать шнурки на обуви и познавать, что хорошо, а что плохо на этом свете. Но жена — здесь? Наверное, она действительно любила своего мужа той самой любовью, о которой писал апостол Павел, которая сродни самоотречению.
— Он только что училище закончил. Лейтенант. Мы детей хотели. А он такой, самый лучший… — покраснев, сказала девушка.
Взять с собой этого ребенка в неизвестность означало принять на себя полную ответственность. Но Ольга не смогла отказать. Пока собирались, выслушала ее короткий рассказ.
Девушку звали Людмилой. Росла в неблагополучной семье: мама пила, дома постоянно скандалы, драки. Папы нет. Жила тихой мышкой, закончила школу, работала продавщицей в магазине на окраине Самары. А тут он, молодой лейтенант, со своей веселостью, любовью и заботой, вошедший в ее жизнь, как солнце. Потом командировка в Чечню. Мог бы отказаться — многие отказывались, а он поехал. Сам захотел. И всё… Обычная история — ни писем, ни звонков. В штабе 81-го полка сказали, что вроде видели его пленным на площади Минутка. И что она теперь может сделать? Да ничего, особенно увидев войну и ее масштабы. Но нельзя бросать человека в беде, тем более любимого человека.
— Вы верующая? — взглянув на нее, спросила Ольга, застегивая замок на сумке.
— Да. Надеюсь, что да, — ответила девушка. Помолчала и спросила, похоже, саму себя: — А как без веры-то?
При прощании Валентина Николаевна вытирала слезы и шмыгала носом. Девушка волновалась, но выглядела решительной.
Вместе с какими-то связистами Ольга с Людмилой доехали до Черноречья, до маленького рынка при повороте на дамбу. Там же, на рынке, можно было найти такси.
Водитель на стареньком «Москвиче» за поездку в сорок километров запросил двести долларов, ровно столько, сколько стоил его «Москвич», и Ольга подумала, что он не уступит. Таксистов разбаловали иностранные корреспонденты из «Си-эн-эн» и «Аль-Джазиры», приезжающие сюда на пару часов из Назрани. Но какими-то правильными словами и уважительным тоном она сумела сбить цену до ста долларов, причем с условием, что таксист на всякий случай ждет их в Ачхой-Мартане четыре часа и до наступления комендантского часа привозит обратно.
Когда ехали по какой-то улице, наблюдали зрелище…
По тротуару, засыпанному кусками битого бетона, возле полностью выгоревшей пятиэтажки шла молоденькая девушка. Все вокруг ходили грязными и незаметными, а она шла с вымытыми волосами, чистая, юная, в макияже, при полном параде, без платка, по-весеннему расстегнув короткую куртку. Это было совершенно невероятно для военной Чечни. Она словно попала сюда из другого измерения. Наверное, накипятила в подвале воды, взяла мамину косметику, накрасила губы и сейчас спешила на свидание с каким-нибудь офицером, ступая среди скелетов домов, как символ весны. Таксист немного одурел и просигналил ей вслед. Но девушка даже не обернулась — ей было плевать на него, на всю эту войну.
Это зрелище показалось настолько контрастным с окружающим миром, что таксист что-то бурчал себе под нос до самого выезда из города.
В январе выезд из Грозного был свободным, а сейчас их машину остановили на блокпосте. Пригревало солнышко, военные у шлагбаума поснимали бушлаты, но оставались в бронежилетах и касках.
— Куда едем? — открыв переднюю дверцу, спросил один из подошедших, снимая с
