Шрифт:
Закладка:
- А если мы просто разделимся?
- Лезь наверх. Как вскарабкаешься на крышу, дай о себе знать, и я приду, коли смогу. Поэтому заруби на носу: далеко от меня не отходить. Я не смогу тебя защитить, коли ты от всего будешь шарахаться как ошпаренный.
- А я и не думал ни от чего шарахаться, – проворчала Настя.
- Вот и славно, - сказал Хромой.
Из коридора вновь донеслись крики; кажется, они приближались. Прислушавшись, Настя разобрала два или три отдельных голоса, звеневшие от ярости и грозящие немедленным возмездием. На душе было тошно, как никогда: только что у неё на глазах и при её молчаливом участии умер человек. А она стояла в трех шагах и даже пальцем не пошевелила. Чем больше она об этом думала, тем гаже ей становилось. Мысли о городе, кишащем мертвецами, тоже не приносили радости.
Но, как ни крути, она уже влипла - и по самые уши. Пути назад нет. Собственно, у Насти не было ни малейшего представления, куда её занесло, - и выбраться из города самостоятельно она ни за что не сумела бы.
Выходит, ничего не оставалось, как двинуться вслед за Хромым, когда дверь отлипла от стены.
Её взору предстала улица - такая же недружелюбная и безрадостная, как и туннели под ней.
Настя с усердием исполняла указания Хромого: держалась поближе к нему и не делала шуму. Ничего сложного в этом не оказалось: на поверхности царила такая всеобъемлющая и тревожная тишина, что нарушать ее совсем не хотелось. Изредка в незримых небесах у них над головами хлопали крылья, но тут же уносились прочь. Настя в очередной раз задумалась, как же местным птицам удается выжить - как они дышат этой отравой, словно чистейшим весенним воздухом в погожий майский день.
Изводить Хромого вопросами было сейчас не время.
Оттого она хвостиком плелась за своим провожатым, старательно повторяя все его движения. Когда калека прильнул спиной к стене и мелкими шажками двинулся вдоль нее, Настя последовала его примеру. Когда тот затаил вдруг дыхание и обратился в слух, Настя поступила точно так же. Однако в маске такие трюки грозили удушьем: приходилось экономить на каждом глотке воздуха, но даже и это не помогло.
Там, где одежда слабо прилегала к телу - на запястьях, между рукавами и перчатками, и над воротником камзола, - кожа начала чесаться. Вовремя заметив, что Настя с ожесточением возит по шее перчаткой, Хромой покачал головой и шепнул:
- Перестань. Только хуже сделаешь.
Здания казались бесформенными грудами камней, наваленных друг на друга. Окна и двери были либо выломаны, либо заколочены и заделаны. Само собой напрашивался вывод, что в заколоченных домах более или менее безопасно; в случае необходимости можно будет поискать там убежище - надо лишь сообразить, как проникнуть внутрь. Но сказать было проще, чем сделать.
Хромой как-то упомянул, что тут повсюду припрятаны свечи. И вот Настя уже вынашивает планы, как бы от него улизнуть.
Когда она поняла, что именно этим сейчас и занимается, то немало удивилась. Она ведь больше никого не знала в этом городе. Не считая калеки, ему тут встретилось всего двое, но одного из них тот прикончил, а другая пыталась прикончить самого Хромого. Даже если провожатый честен с ней, шансы выжить у все равно пополам - так почему бы не взять дела в свои руки?
Тут ей опять вспомнился тот цыган, и содержимое желудка попросилось наружу. Усилием воли она заставила живот подчиниться.
Хромой сутулой иноходью семенил вперед, плечо его поникло. Дорогу он показывал тростью, в которой, как теперича было ясно, умещалась всего лишь пара зарядов. А что такое две пули против своры кадавров?
Не успела она подумать о них, как откуда - то поблизости донесся негромкий стон.
Оба застыли на месте.
Хромой судорожно завертел головой, высматривая путь к отступлению.
Следом послышался и второй стон, словно в ответ на первый. Вслед за ними послышались шаги – медленные, нерешительные.
Обернувшись, Хромой схватил Настю за лацканы, притянул к себе и тихо прошептал:
- Слушай меня внимательно: пару кварталов отсюда стоит высокая башня, белая такая. Залезаешь на второй этаж. Будет что мешать - сломай. - На одну долгую секунду калека закрыл глаза. Затем открыл и произнес: - А теперича давай деру.
Увы, Настя сейчас никому и ничего не могла дать. Грудь стянуло словно канатами, а ноги вдруг стали ватными.
Первым сорвался Хромой. Увечья увечьями, а бегать он умел. Только не тихо.
При первых же звуках топота стоны взмыли на высокую, визгливую ноту, и где - то в глубинах тумана начали сбиваться в стаю хладные тела. Силы стягивались. Охота начиналась.
Настя часто - часто задышала, пытаясь себя то ли успокоить, то ли раззадорить. Она бросила последний взгляд через плечо. Не увидев ничего, кроме ненасытной клубящейся мглы, собралась с духом и побежала.
Трещины в мостовой чередовались с кочками, причиняя огромные неудобства. Настя оступалась, спотыкался и падала на руки, что раз за разом, словно пара пружинок, тотчас же возвращали её на ноги.
А за спиной катилась шумливой волной орава кадавров.
Дабы не оглядываться, она глядела на кособокую фигуру Хромого, маячившую впереди и неуклонно набиравшую скорость; как это ему удавалось, Настя не представляла. Возможно, Хромой привык разгуливать в маске и не так уж от нее мучился. Или приврал, когда рассказывал о своих увечьях. Как бы то ни было, до белого строения, вынырнувшего неожиданно из желтой пелены, бежать оставалось всего ничего.
Туман разбивался о башню, словно прилив о скалу, затерянную посреди океана.
Вот Настя очутилась уже у ее подножия… и тут начались затруднения. Она понятия не имела, как попасть на второй этаж. Никаких лестниц - ни обычных, ни пожарных. Одни лишь высоченные бронзовые двери, потускневшие от времени и завешенные теперь цепями да заложенные бревнами.
Выставив перед собой ладони, Настя с разбегу налетела на стену башни и лишь так сумела остановиться. От удара руки, которым и так хорошо досталось, засаднили пуще прежнего, но она тут же кинулась ощупывать кладку между заколоченными окнами с затейливыми рамами.
Провожатого нигде не было видно.
- Хромой! - пискнула она, потому как от страха не могла ни кричать как следует, ни хранить молчание.
- Я здесь! - отозвался тот из тумана.
- Где?!
- Здесь, - прозвучало снова, и на сей раз куда громче: теперь