живых мертвецах, что сновали бездушными тенями на улицах города. Но сколько их еще оставалось? Право слово, рано или поздно даже мертвецу полагается издохнуть, выбиться из сил, сгнить или попросту пасть жертвой времени и стихий. Надо думать, сейчас они в ужасном состоянии и слабы, как котята, если вообще способны передвигаться.

Перед взором тянулась развороченная улица, слякотная и скользкая от прошедшего недавно ливня. Кирпичи потрескались и местами расползлись от частых дождей и гнилостного тумана. Мостовая изобиловала ухабами и была завалена мусором. Разбитые повозки лежали кверху дном, грудами валялись давно истлевшие и основательно расчлененные трупы лошадей и собак - горки липких костей, непрочно связанных серо - зелеными волокнами плоти.

Я неспешно осмотрелся: видимость во всех направлениях была весьма скверной. Улица просматривалась самое большее на половину квартала, дальше все скрадывала густая пелена зловещего тумана. Кругом было тихо, как в склепе.

На краю косогора, среди торговых рядов, лежали огромные часы без стрелок. Стало быть, похождения занесли меня на Толкучий рынок, что на Третьей Прибрежной. С одной стороны, мне стало ясно где я – это прекрасно. С другой - до Императорского дворца путь не близкий – это дурно. Ладно, как говорится - план война покажет.

Перехватив удобнее винтовку, я глубоко вздохнул, собираясь двинуться дальше, как вдруг причудливым эхом донесся еще один вздох. Я в растерянности помотал головой и крепко прислушался. Ноги мои застыли, как вкопанные, цепенели и руки. Я не решался даже повернуть голову, опасаясь вновь наделать шуму… или не наделать. Если звук повторится вновь, это еще полбеды. Страшнее услышать его и понять, что мои собственные движения тут не повинны.

Нащупывая себе подошвами путь, я стал пятиться назад. Снова послышался тот же звук, то ли стон, то ли свист. Словно придушенный вздох. Он был очень тихим и доносился словно бы ниоткуда. Как вкрадчивый шепот.

Кажется, он шел от торговых рядов, где вот уже два с лишним года никто ничего не продавал и не покупал.

Шептание перетекло в глухой ропот… и оборвалось.

Сиюминутно мне хотелось обратиться в статую, стать невидимым, но укрытий поблизости не оказалось. За спиной выстроились ряды старых лавочек. Все двери и окна их наглухо заколочены доскам. Отходя мало - помалу от рынка, я уперся вдруг плечом в угол здания.

Шум прекратился.

Этот новый вид тишины пугал куда сильнее чем шорохи. Теперь все стало куда ужаснее, потому как затянутые туманом, замусоренные улицы не просто молчали. Они затаили дыхание и слушали.

Прильнув к стене, я на ощупь прокрался к дальнему концу здания. Так меня нельзя было заметить хотя бы со стороны рынка. Маска начинала неприятно жать и нестерпимо захотелось чихнуть. Дабы прогнать эту напасть, пришлось до боли прикусить язык.

За углом по городскому безмолвию мазнул шелестящий хрип. Смолк, потом зазвучал снова, теперь громче. А затем к нему присоединился второй осипший голос, и третий, превратившись в какофонию.

Сердце бешено заколотилось и в голове мелькнула лишь одна мысль – «Бежать!». Я закинул винтовку за спину и дал такого стрекача, что в пору было бы и удивиться.

Я рискнул оглянуться, потом еще разок. И мне стало совершенно ясно, как же жестоко я заблуждался…, бегали они быстро.

Не то чтобы мне наступали на пятки - в эту минуту они как раз вынырнули из - за угла, по - дурацки ковыляя и подпрыгивая, но при том развивали ужасающую скорость. Скорее голые, чем одетые, они катились шумной волной, наваливаясь друг на друга, перехлестывая через обломки и обтекая, словно протухший ручей, все преграды на своем пути.

Не ведающие страха и боли, их измочаленные тела налетали на препятствия и отскакивали от них, но тут же возвращались в строй. Они проносились по отсыревшим доскам, оставляя за собой одни щепки, и растаптывали тела упавших сородичей.

Это нескончаемая беготня совершенно кончила мои силы, сводя и так скромную фору на нет. Жуткие хрипы, в которых звучал звериный голод, раздавались все ближе. Меня постепенно нагоняли и чувство паники стало накрывать с головой.

Однако, случай мне благоволил: сквозь кромешную мглу, на стене одного из зданий, показался кусок пожарной лестницы. Немедля ни секунды, я повернул к ней и подпрыгнул, ухватившись за нижнюю ступень.

Ноги беспомощно шарили по стене, но в конце концов нашли опору, и мне удалось подтянуть их повыше.

Тут подоспел первый мертвец и попытался схватить меня за сапог. Он промахнулся, однако сцапал край камзола и рванул на себя. Пальцы мои едва не соскользнули со ржавой перекладины. Просунув руки за лестницу, и оперившись одной ногой на стену, я принялся отчаянно лягаться. Хватка этой гадины оказалась воистину мертвой.

Пока мы бестолково болтались на лестнице, к дому уже подтягивалась оставшаяся часть своры, жаждущая расправы.

Наконец, очередная порция пинков возымела успех, и уродец отправился вниз, к своим товарищам. Те без промедления воспользовали его в качестве ступеньки и потянули ко мне костлявые руки, однако, я был уже высоко.

Но останавливаться было еще рано. Судя по тому, как тряслась и дребезжала лестница, они и впрямь намеревались последовать моему примеру или же сдернуть её со стены. Видимо, непреодолимых препятствий для этих гадин не существовало.

Слева и справа от меня противно заскрипели болты, вылезающие из гнезд, а вершину лестницы всё ещё скрывала пелена тумана.

Вдруг лестницу сотряс страшный удар, что - то звучно треснуло, и одна из опор отделилась от стены. Не дожидаясь, пока меня стряхнет наземь, я перекинул руку на ближайший подоконник с огромным трудом удержав равновесие. Следом достал винтовку, и с размаху выбил грязное стекло. Затем, что есть мочи оттолкнулся и рванул в окно.

Прыжок оказался неудачным: левая нога повисла в воздухе, а в правую впились осколки. Пропустив сей факт, я напружил бедро и подтянулся поближе к оконной раме. Угораздило же так застрять - и не снаружи, и не внутри. Я развернулся и наставил ствол винтовки на лестницу. Тут же показалась лысая, обезображенная шрамами голова.

Грохнул выстрел. Голову гадины разнесло на куски, и стену забрызгали сочные коричневые ошметки. Сразу за первым полз и второй.

Взобраться выше ему не удалось: я взвел скобу и выстрелил снова. Его жёлтый глаз взорвался фонтаном желчи, и труп рухнул вниз, оставив на память одну из истлевших рук, которая так и не отпустила перекладины. Еще ниже маячил третий мертвец, и сбросить его удалось лишь со второго выстрела: одна пуля оцарапала страшному созданию лоб, другая угодила в шею и перебила позвонки, что