— И что? Будете меня шантажировать? — усмехнулся я. — Не стоит. Ведь мне также известно, что вы — подпольный лекарь местной преступной группировки. Интересно, как отреагирует Иван Сергеевич Кораблёв, если я сообщу ему об этом?

— Вот так, значит? — раздражённо фыркнул Сухоруков. — Теперь будем хранить взаимные секреты?

— Именно. Только учтите, Антон Генрихович, я не шутил, — решил подытожить я. — Если я ещё раз почувствую от вас угрозу — в Хопёрске освободятся сразу две должности. Придётся Кораблёву искать нового патологоанатома, а бандитам нового лекаря. Я ясно изъяснился?

— Более чем, — вздохнул Сухоруков. — Что ж, в таком случае сделаем вид, что этого разговора не было. Верно?

Я положил многострадального мана-клеща в свою сумку и покинул морг, проигнорировав последний вопрос своего коллеги.

Этот разговор был необходим. Если ранее Сухоруков побаивался меня, то теперь знает наверняка, что я могу с лёгкостью избавиться от него, если он ещё раз попытается приблизиться ко мне со спины.

Печалит только, что я клеща полностью изучить не успел. Придётся оборудовать стол в дядиной лаборатории.

Время шло к вечеру. Я забросил домой свою сумку и строго-настрого запретил Олегу и Кате притрагиваться к её содержимому. Между тем, женщине стало намного лучше. Маналериана полностью подавила магию плода, и супруга моего дяди вновь заметалась по дому, занимаясь хозяйством.

Ровно к шести вечера я подошёл к небольшой хижине, что находилась за чертой города. Чтобы добраться до неё, мне пришлось пройти через широкое поле, усыпанное душистыми цветами.

Я всё больше убеждаюсь, что пора подыскать хороший справочник местных растений. Из них можно много чего наготовить.

А ещё лучше вырваться в Красногривовский лес. Если уж обычный клещ из тех мест может стать источником ценного препарата, значит, и другие обитатели мне пригодятся.

Только не утешает один факт — люди там пропадают пачками. Даже поисковым отрядам не удаётся пройти в его глубь. Многих губят жалкие насекомые вроде клещей и других ползучих тварей. Сложно даже представить, какие же там тогда обитают рептилии и млекопитающие!

— Лекарь Мечников! — дверь хижины распахнулась, и ко мне быстрым шагом приблизился художник Шацкий. — Я боялся, что вы не сдержите своё обещание.

— Обещание я держу всегда, Анатолий Васильевич, — ответил я. — Ну что, вы готовы показать свои картины?

— Долго сомневался, но вижу, что иного выхода у меня нет… — вздохнул он, а затем достал из карманов свои руки. Теперь его тремором можно гвозди забивать! — Всего за несколько часов произошли такие ухудшения. Боюсь, вы оказались правы, отравление прогрессирует.

— Тогда не будем терять ни минуты, — кивнул я. — Покажите мне свои краски.

— Пойдёмте-с, — кивнул он и повёл меня в сторону леса. — Моя палатка находится там. Специально купил этот домишко, чтобы держаться подальше от вездесущих глаз. Местных всегда очень тревожит появление новых лиц в городе. Думаю, вы и сами стали жертвой такого внимания.

— Да, я вас прекрасно понимаю, — отодвигая от себя тонкие ветви кустарников, ответил я. — Вы, кстати, откуда будете, Анатолий?

— Долгая история, Алексей. Я успел вдоволь накататься по Российской Империи. Но родом я с ваших мест. Из столицы, — пояснил он.

— Слухи действительно распространяются очень быстро, раз вы уже в курсе, что мы с вами земляки, — усмехнулся я.

— Привыкайте. В Хопёрске всем кажется, будто каждый житель знает всё и обо всех. Оттого местные учатся более тщательно таить опасные тайны, — проговорил Шацкий. — Интересный городок. И природа здесь красивая. Я уже почти что закончил свой, не побоюсь этого слова, шедевр! Но руки подвели…

Не успел Шацкий закончить свой монолог, и мы оказались на небольшой поляне, которую освещала лишь магическая лампа около палатки художника и тусклое мерцающие сияние светлячков.

— Минуточку! — попросил Шацкий, прошёл в свою палатку, и вытащил из неё накрытый тканью мольберт.

Затем дотошно высчитал определённое количество шагов от костра до края лесополосы и поставил там свою деревянную треногу.

— Как мы и договаривались, Алексей, никому о моей работе ни слова, — ещё раз попросил Шацкий, после чего сорвал с мольберта ткань.

Я замер, разглядывая незаконченную картину. Признаться, я ожидал чего угодно. Светящихся красок или любых других люминесцирующих фокусов.

Но чтобы изображение на картине двигалось…

— Ну-с? Что скажете? — взволнованно спросил меня он.

На картине был изображён пейзаж окружающего нас леса. На горизонте вибрировал лик заката, а на переднем плане появлялось всё больше и больше светлячков. Трудно было отделить реальность от изображения искусства.

— Анатолий, я так понимаю, краски вы использовали совсем не простые, верно? — не отрывая взгляда от картины, спросил я.

— Вы лучше скажите — нравится она вам или нет! — потребовал ответа Шацкий.

— Я сюда пришёл не рецензию писать, — усмехнулся я. — Картина меня приятно шокировала, спорить не стану. Но меня куда больше интересует то, из чего вы её сделали. Откуда взяли мышьяк и свинец?

— Да там не только мышьяк и свинец… — замялся он. — Ещё немного фосфора, ртуть и… Много других элементов.

— Откуда вы их взяли? — повторил свой вопрос я.

— Да что ж вы ко мне прицепились? — хмыкнул Шацкий. — С Урала их мне поставляют знакомые. Там шахта прямо под аномалией расположена. Из неё-то мне материалы и достают.

— Под аномалией? — нахмурился я.

— Ну, да-с, под магической, — кивнул он. — Там пару сотен лет назад какие-то маги смахнулись, и тем самым повредили земные законы. Но как по мне, это даже к лучшему! Иначе бы я не смог создать живую картину!

Вот всё и встало на свои места. Я никак не мог понять, почему я его заболевание так стремительно прогрессирует. Видимо, изменённые аномалией элементы настолько сильны, что проникают в кожу даже сквозь перчатки.

— Анатолий, я могу помочь вам, — заявил я. — Причём сегодня — здесь и сейчас.

Остатка сил в моей чаше хватит, чтобы наладить работу его нервной системы.

— Я слышу в вашей интонации скрытое «но», — нахмурился Шацкий.

— Верно слышите, — кивнул я. — Но работу над картиной вам придётся прекратить.

— Глупости! — прокричал он. — Вздор! Не стану. Лучше умру, чем…

— А вы умрёте, и очень скоро, — прямо сказал я. — Эти