Он спрыгнул вниз, немного наклонился и снова посветил фонариком. Кроссовка, слева – скомканные спортивные штаны, дырявые и грязные, куча пивных жестяных банок, окурки… А вот и труп. Замначальника розыска вздохнул и засунул телефон в задний карман джинсов. Пахло в коллекторе невыносимо, нормального воздуха почти не было. Демьяненко был счастлив, когда, подтянувшись на руках, снова вдохнул хоть и не такой свежий, но без трупного запаха речной ветерок.

– Ну что, твою мать? – тревожно спросил рыбак.

Демьяненко сплюнул и достал телефон.

– Это не к нам, – сообщил он мужику, набирая номер дежурной части. – Это к коммунальщикам… Але, кто там в Кущино едет, дайте отбой. Тут собака, не человек. Ну большая, она воняла… И дозвонитесь участковому, предупредите, что я его на планерке уничтожу. Сейчас времени нет его искать. – Он нажал «отбой», посмотрел на мужичка. – Пес там издох. Упал, может, или прятался. Огромный.

– Слава тебе Господи, твою мать!

– Ну да. Так что бывай, мужик, спасибо за бдительность.

Пока Демьяненко шел к машине, злость на участкового улетучилась. Хорошо, что все оказалось так просто. Хорошо, что не было совершено убийство, не погиб человек, не найден мертвым очередной пропавший без вести. «Слава тебе Господи, твою мать».

В очередной из неспокойных дней, когда погода резко перестала быть летней и на Борисовский район обрушились дожди с градом, пришла очередная жалоба по «серии» убийств. На этот раз – в отношении всех и вся, от гражданки Бивинской А. Г., «предполагавшей, что истинный убийца ее родной сестры не найден».

Жалоба была составлена достаточно грамотно. Хуже того, к ней прилагались письма Иннокентия Алова из СИЗО, а в письмах – рвущие душу просьбы разобраться в его деле и снять обвинение в убийстве Ангелины Бивинской. Алов, несмотря на истерический тон писем-заявлений, достаточно грамотно акцентировал внимание на преступлении, совершенном в отношении Козиной. Он подчеркивал, что душить ее стал на фоне внезапно вспыхнувшей агрессии, не готовясь, не подбирая место, при этом ранее подобных деяний не совершал, и почерк преступления существенно отличается от того, что произошло с Бивинской.

Алов рассказывал о том, что явку с повинной из него выбили путем морального и физического давления, что он написал еще несколько явок, о судьбе которых не знает. Еще хуже, ко всему этому прилагались и жалобы, составленные адвокатом: он довольно подробно вник в тему «серии» и достаточно обоснованно предполагал, что на Алова пытались спихнуть преступления из «серии», но по причине алиби не вышло, так не может же отсутствие алиби на одно из преступлений делать его убийцей, когда девушек убивает явно один и тот же до сих пор не пойманный маньяк. В общем, для человека, знающего, как была получена явка с повинной, это звучало мрачно.

– И что нам с этим делать? – после того как присутствующий оперативный состав ознакомился с бумагами, поинтересовался Демьяненко.

Постовенцев фыркнул:

– Ничего. Приложить постановления об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении нас. И приговор. Он же уже по приговору уехал?

– Да вроде нет.

– Ну, обвинительное.

– Это нас опять будут в комитет дергать…

– Прокурор обвинение поддержал? Поддержал. А следак направил. Мы вообще потерялись на самой ранней стадии. У него же было медицинское освидетельствование, что он без телесняков после дачи явок. Мы нормально тогда поработали.

Демьяненко поднял глаза к небу.

– Ну, а что? – развел руками Постовенцев. – Формально – так! Значит, давления не оказывалось. Опровергнуть он не может.

– Тут еще адвокат намекает, что, когда мы найдем «серийника», нам сложнее будет оправдаться, что сидит невиновный. И лучше мы признаем свои ошибки сейчас.

– И сядем вместо Алова, ага.

– В общем, если будут вызывать, все объяснения – по старому шаблону. Сознался, показал, доказательства были. Какие там были доказательства?

– Кроссовка и еще что-то.

– Ну как «что-то» – и явка.

– Какая явка! – рассвирепел Демьяненко. – Вот вспомните, что еще, и только после этого в прокуратуру или в комитет! Всем ясно?

Ясно было всем. За то, что Алов сидит в СИЗО, ни у кого совесть не болела – Козину бы он уж точно на тот свет отправил, если бы ребята не подоспели; а то, что навесили еще труп, ну так наказание ему для исправления, теперь точно трижды подумает, как баб из-за секса душить. Но каждый при этом понимал, что поступил профессионально неправильно, и это было хуже всего.

После неприятного разговора Постовенцев вышел покурить во двор, а возвращаясь в кабинет, услышал позади себя «Здравствуйте» и обернулся.

Перед оперативником стояла высокая, красивая женщина с полностью седыми волосами, уложенными в пучок. Если бы не седина и не глубокие морщины возле губ, ей можно было бы дать лет сорок. Постовенцев напряг память. Конечно, одна из матерей «вечных потеряшек», она уже приходила год назад. Со странной фамилией Тоненькая и без особых шансов на положительный результат.

– Здравствуйте, проходите… – Он пропустил женщину вперед, указал на стул. – Присаживайтесь.

– Благодарю. Скажите. – Женщина с силой выдохнула. – Нет сведений о моей дочери?

– Нет.

Дочь ее, Жанна Тоненькая, пропала без вести девять лет назад – просто однажды не вернулась домой с работы. Последний раз ее видели выходящей из магазина, где она работала товароведом. Ни куда она направлялась, ни в какой транспорт села, ни с кем говорила – ни единой зацепки. Мобильный телефон ее работал в восточном районе города до 22:00, больше данных получить не удалось. Долгов у девушки не было, врагов, согласно многочисленным опросам, тоже. Красивая, приветливая, добрая – все характеризовали ее в один голос именно так.

Жила Тоненькая одна, ни с кем не встречалась, но и ревнивых поклонников не наблюдалось. С собой у нее не было ни драгоценностей, ни крупных денег. Также у нее не было никаких планов, кроме как на следующее утро вновь явиться на работу. Человек просто исчез.

Первую неделю, как всегда, ее искали усиленно, потом энтузиазм стал уменьшаться, через месяц он серьезно пошел на убыль, а через полгода о пропавшей без вести красавице напоминали лишь ориентировки. Мать Тоненькой сначала ходила в милицию почти каждую неделю, потом стала писать жалобы во все возможные инстанции, но спустя время перестала делать и это. Признаться, Постовенцев и подзабыл за давностью лет об этой исчезнувшей девушке, просто обновлял периодически запросы по РД.

– Никаких результатов, да? – повторила женщина. – Но так же не бывает, чтобы человек просто растворился. В огромном городе. Так же не бывает!

Сколько раз Постовенцев слышал это. «Так не бывает, чтобы не было следов», «так не бывает, чтобы человек просто исчез», «так не бывает, чтобы никто не видел»… Бывает, и убивают под носом у тысячной толпы, и никто не видит. А потеряться человеку – что может быть проще. Даже сейчас, когда, слава богу, хотя бы камеры стали вешать где надо и не надо; для оперативников – везде надо.

– Скажите. – Женщина посмотрела в окно. – Может быть такое, что она найдется живой?

Постовенцев кивнул:

– Может. И через много лет возвращаются.

Пропавшие без вести становятся жертвами насилия, их убивают, похищают, увозят или незаконно лишают свободы, они теряют память, а иногда и умирают под чужими именами. Постовенцев навсегда запомнил дикий случай, когда многодетная мать-одиночка потеряла память после ДТП, назвалась первым попавшимся именем, а, может, так ее записали нерадивые сотрудники больницы, уже не узнать, и скончалась на третьи сутки. Не составив даже описания женщины без документов, ее отправили на кладбище под вымышленным именем за государственный счет. И только через полгода, по абсолютно немыслимому стечению обстоятельств, знакомый погибшей, сопоставив факты, понял, что похоронили именно ее. Все эти полгода уголовный розыск искал пропавшую без вести Ильину Наталью Дмитриевну, а она лежала на кладбище под табличкой «Шилина». Не начни в пьяной компании медсестра рассказывать жуткие случаи о погибших в ДТП, не будь в той компании малопьющий хороший знакомый Ильиной, лежать бы ей там, а пятерым детям искать мать до конца столетия. А так личность установили после эксгумации.

Все это рассказывать Тоненькой оперативник, разумеется, не собирался. Но и лишать надежды, пока не найден труп дочери, было бы чудовищно. Как ни крути, а пропавшие без вести иногда действительно находились спустя годы – пусть не в лучшем состоянии, но находились.

– Но вы хотя бы ищете ее? Или уже похоронили?

– Не похоронили. Ищем.

Заезженный разговор, трагичный