на них, как только поняла, что они делают. Ведь если бы они хотели поступить правильно, им следовало высказаться, когда их брат-идиот только начал портить мою машину. Так что, как бы мне ни хотелось, чтобы кто-то другой закончил эту работу, пришлось доделывать ее самой.

Я почти у подъездной дорожки, но все еще размышляю над слабой попыткой братьев Голден исправить свои ошибки. Если они чувствуют себя виноватыми, пусть. Они это заслужили.

К счастью, машина Майка не припаркована перед домом, где она обычно стоит, а это значит, что папаша в своем обычном месте пребывания.

В баре.

Как бы сильно я ни ненавидела его пьянство, мне лучше, когда он там. За последние несколько недель я убедилась: любая капелька спокойствия очень важна.

Я протягиваю руку, чтобы поднять сумку со стороны пассажира, и острая боль, пронзающая плечо, служит напоминанием о моей последней встрече с этим человеком. Синяк превратился в отвратительное желто-зелено-коричневое пятно, но хотя бы Уэст перестал спрашивать об этом. Слава богу.

Ненавижу это его раздвоение личности. В девяноста девяти процентах случаев он – ночной кошмар, но иногда им овладевает странный комплекс спасителя. За его перепадами настроения невозможно уследить, а я и не пытаюсь.

Датчик движения, установленный дядей Дасти над задней дверью, сигнализирует о включении света на крыльце. Я поворачиваю ключ в замке. Мой первый рефлекс – прислушаться, дома ли Скар, но я ничего не слышу. Она любит вздремнуть после выполнения домашки, поэтому, остановившись у раковины со стаканом воды, я стараюсь вести себя тихо.

Возникает мимолетное искушение прихватить одну из Майковских бутылок пива – тех немногих, что стоят в холодильнике, – но иметь вредную привычку от одного из родителей уже достаточно плохо. Мне не нужно обзаводиться еще и пороком отца.

Бросаю вещи на один из кухонных стульев и делаю последний глоток воды, прежде чем направиться по коридору проведать Скар.

Из-под ее двери доносится тихая музыка, и я улыбаюсь. Как же все-таки она похожа на меня. Музыка и мне помогает заснуть. По-прежнему тихо, чтобы не разбудить ее, я открываю дверь, ожидая увидеть свою очаровательную розоволосую сестру, пускающую слюни на подушку, – из-за чего я всегда ее дразню, – но вместо этого меня будто молнией поражает.

– Что, черт возьми, вы творите?

Два совершенно обнаженных тела тут же выпрыгивают из ее кровати. Шейн шарит по полу в поисках одежды, Скар прикрывается футболкой. Во мне бурлит столько эмоций, что я толком не могу решить, как среагировать. Моя четырнадцатилетняя сестра была в постели с парнем, который, как она поклялась, всего лишь друг.

– Мне так жаль. Клянусь, этого больше никогда не повторится, – умоляет Шейн, проскальзывая мимо меня в коридор. Он придерживает джинсы и футболку на промежности, открывая обзор на тощую птичью грудку, которая напоминает мне, насколько они молоды.

Слишком молоды, чтобы заниматься этим.

На глаза наворачиваются слезы, и я тяжело дышу, будто это меня застукали. Мне и раньше разбивали сердце, но ни одно из расставаний или разочарований не ощущалось так, как этот момент. То, чему я только что стала свидетелем, совершенно меня опустошило.

Это моя вина. Меня все время нет дома. Я ведь знала, какой из Майка дерьмовый родитель, и должна была быть здесь, чтобы присмотреть за Скарлетт. Ей было одиноко, я это знаю. Именно по этой причине она хочет, чтобы Шейн постоянно был рядом. Чтобы дом не казался пустым из-за отсутствия мамы, Хантера и меня.

Это моя вина.

Только моя.

За Шейном захлопывается задняя дверь.

Я по-прежнему не до конца осознаю тот факт, что застала свою младшую сестру за сексом. Спиной упираюсь в стену, пытаясь осмыслить произошедшее. Скар молчит. Натягивает футболку и шорты, а затем опускается на край кровати. Через несколько секунд ее, кажется, охватывает стыд, и сестра прячет лицо в ладонях. Я слышу тихие всхлипы, но у меня не хватает духу к ней подойти.

Я изучаю ее: взъерошенный конский хвост на макушке, лак на ногтях облупился, мои серьги-гвоздики, которые я отдала ей в качестве рождественского подарка в прошлом году, поскольку у меня не было денег купить что-то новое. Смотрю на нее и вижу лишь свою младшую сестренку. Она не осознает, во что ввязывается, и как бы сильно я ни винила себя за то, что она слишком рано повзрослела, в этом есть вина и других членов нашей семейки.

Всхлипнув, я вытираю слезы со щек и прячу эмоции. Разберусь с ними позже, самостоятельно, за дверью своей спальни. Сейчас я должна вмешаться и быть матерью, которой ни у одной из нас никогда не было.

– Вы предохранялись? – спрашиваю я, чувствуя тошноту. Мне пришлось поджать губы, чтобы сложить эти слова в предложение.

Она медлит с ответом, но в конце концов кивает.

– Да.

Я проглатываю комок в горле. Спасибо и на этом.

– Это был первый раз? – на этот раз я задерживаю дыхание, неуверенная, что готова улышать, как сильно подвела ее. Насколько я знаю, они встречаются уже несколько месяцев.

Скар делает глубокий вдох и, наконец, опускает руки на колени.

– Нет, – отвечает она, вырывая мне сердце. – Третий.

К горлу подступает желчь. Я вдруг чувствую себя еще более измученной, чем раньше. Видимо, мне придется присутствовать дома чаще, одновременно выполняя множество других обязанностей, что свалились на мои плечи. Как бы то ни было, благополучие Скарлетт важнее всего.

– Три раза, – с трудом выдавливаю я. – Остальные два раза ты тоже была осторожна? Он надевал презерватив?

– Боже, Блу! – огрызается она, все еще сдерживая слезы. – Обязательно это спрашивать?

– Если ты еще не доросла до того, чтобы вести этот разговор, ты, черт возьми, точно не доросла, чтобы заниматься сексом.

Когда я произношу это слово, сестра закатывает глаза.

– Ты ведешь себя, будто ты ангел, но это не так, – выпаливает она, бросая на меня полный ненависти взгляд.

– А я никогда и не утверждала, что я ангел. Однако это не меняет того факта, что ты недостаточно взрослая, чтобы с этим справиться, Скар.

С ее губ срывается разочарованный рык.

– Да, мы были осторожны все три раза. Ты счастлива? Мы можем перестать говорить об этом?

– Нет, – огрызаюсь я. – Он заставил тебя это сделать?

Она вскакивает на ноги и начинает расхаживать по комнате. Мои расспросы заставляют ее чувствовать себя еще более неловко, чем раньше.

– Ты же не серьезно, – ворчит она себе под нос.

– Я серьезно. Теперь ответь на вопрос.

Еще один острый взгляд в мою сторону.

– Нет, меня никто не заставлял. Мы об этом все лето говорили, так что это не какое-то поспешное решение. И мы ничего не делали, пока оба не были готовы, – шипит она. – И для протокола: я не ребенок.

Мы явно расходимся во мнениях по этому вопросу, но затевать спор – плохая идея.

– А как же ваша «просто дружба»?

Я почему-то чувствую себя уязвленной, словно человек, которого я люблю и которому доверяю больше всего на свете, солгал мне.

– Мы и есть друзья, – настаивает Скарлетт. – Это просто… Мы хотели это сделать. Многие ребята в нашем классе уже сделали это, поэтому мы решили, что наш первый раз должен быть с кем-то, кому мы доверяем.

У меня кружится голова. Хотя я верю, что в ее сознании это имеет смысл, мне это не понятно.

– Первый раз не должен происходить, потому что ты хочешь избавиться от своей девственности.

Скарлетт молчит и впервые на самом деле слушает меня. Долгое время она просто расхаживает взад-вперед по комнате, но, похоже, какая-то часть воинственного сопротивления исчезает, и она снова садится.

Это, наверное, очень неловкая тема для разговора, но мне тоже не очень-то удобно это обсуждать. Сестра явно хочет что-то спросить: она опускает взгляд на свои ногти, нервно теребит их.

– Слушаю, – напоминаю я, надеясь, что ей будет легче говорить открыто.

Скар колеблется еще несколько секунд, но в конце концов смягчается.

– Сколько тебе было в твой первый раз?

Я опускаю взгляд в пол, не в силах сдержать воспоминания о той ночи.

– Шестнадцать с половиной, – отвечаю я. – Почти два года назад.

Она кивает, и часть напряжения покидает ее плечи.

– И… с тех пор ты занималась сексом со многими