сын и муж. Это стало для нее тяжелым ударом. Софье Масленниковой казалось, что все знают о позорной тайне семьи, смотрят на нее с презрением. Она считала, что все деньги, которые имелись в их доме, были получены преступным путем, на них есть пятна крови. Я слышал, что под конец это превратилось у Софьи Борисовны в настоящую манию. Она даже пыталась мыть деньги, лежащие в ее кошельке, порвала все связи с подругами, бросила работу и целые дни проводила в церкви, замаливала грехи мужа и сына.

– Ага, теперь я понимаю, почему Софья Борисовна ушла с работы, – сказал Гуров. – Она не хотела иметь ничего общего с деятельностью своего мужа, хотя бы даже с легальной ее частью.

– Вы совершенно правы, Лев Иванович, – сказал Костомаров. – Я не раз беседовал с Софьей Борисовной, знаю, как ей было тяжело. Разрушилась вся ее жизнь. Оставалась одна надежда – на дочь.

– Вы, я вижу, хорошо знаете ситуацию, сложившуюся тогда в семье Масленниковых, – заметил Гуров. – Стало быть, до вас, до городской милиции, тоже дошли слухи о том, какую роль в банде играет уважаемый директор завода ЖБК, да?

– Конечно, мы спустя некоторое время узнали об этом, – отвечал Костомаров. – Да и какие мы были бы оперативники, если бы не имели источников информации в этой среде? Да, мы знали, чем занимается Голован, что делают Анатолий Масленников и его сын. Но вы ведь и сами наверняка помните, что в те годы было очень трудно возбудить дело против такой группировки и еще сложнее – довести его до суда. Почти невозможно было найти свидетелей и, главное, сохранить их. К тому же надо учесть и вот какое обстоятельство. Не только мы имели информаторов в бандитской среде. У них тоже были свои люди в милиции, в судах, в прокуратуре, ну а про адвокатуру и говорить нечего. Все же мы продолжали делать свое дело, не прекращали бороться с преступностью, хотя порой нас охватывало отчаяние. Со временем наши усилия принесли реальные плоды. Мы заранее узнали об одной разбойной операции, готовящейся этой бандой, и устроили засаду. Привлекли ОМОН из Ставропольского края, привезли милиционеров – словом, сделали все, чтобы сведения о нашей задумке не дошли до бандитов. В тот момент, когда группа Голована – их было шестеро – ворвалась в торговый центр, наши бойцы окружили бандитов. Лично я дал им приказ сдаться. Однако бандиты не подчинились, началась стрельба. Двое бойцов группы погибли, остальных мы скрутили. Был схвачен и сам Голован. После этого, по заранее намеченному плану, начались задержания других участников бандитской группировки. Всех взять, правда, не удалось, некоторые успели скрыться. Но восемнадцать человек мы арестовали и начали готовить процесс над членами преступной группировки.

– А Анатолий Масленников? Его вы тоже смогли задержать? – спросил Гуров. – Он стал участником процесса?

– Нет, к сожалению, не стал, – ответил ветеран сыска. – Суд не дал разрешения на его арест, на возбуждение против Анатолия Масленникова уголовного дела. Никакие наши аргументы не подействовали. Хотя, по правде говоря, они были не слишком-то веские. Ведь у нас на Масленникова имелись только оперативные сведения. Их источники мы не могли и не хотели раскрывать. А для суда, как вы понимаете, это не довод. В общем, отец семейства остался на свободе. Зато мы возбудили дело против Сергея, и тут уж у нас доказательств его вины вполне хватало. В общем, началось следствие. Шло оно трудно, бандиты, даже находясь в СИЗО, старались использовать все рычаги, чтобы подкупить или запугать свидетелей, затянуть дело. Однако мы все же довели его до конца. Все бандиты схлопотали реальные сроки. Голован, он же Тарасов, получил пожизненное и, по моим сведениям, до сих пор его отбывает где-то на Севере.

– А сын Масленникова Сергей? – спросил Гуров. – Он большой срок получил?

– Нет, не очень, – отвечал Костомаров. – За ним не числилось ни убийств, ни других особо тяжких преступлений. К тому же Масленников-старший постарался найти для сына самых опытных адвокатов. Так что Сергей получил шесть лет, отбыл четыре. Сейчас, по моим сведениям, он находится на свободе.

– А что стало с Анатолием Масленниковым и со всем тем добром, которое он где-то хранил? – спросил Гуров. – Неужели эти огромные деньги и прочие ценности вы так и не нашли?

Григорий Костомаров удрученно покачал головой и проговорил:

– Увы, не нашли. Дело против директора завода ЖБК мы так и не смогли возбудить, а без наличия такового никак нельзя было допросить Масленникова. Мы пытались с ним договориться, так сказать, по-хорошему, убедить его сдать бандитскую кассу, очистить свою совесть. Я сам два раза выходил на него, затевал такие разговоры. Но результат был нулевой.

– Неужели он не понимал, что наличие общака, спрятанного где-то, делало его положение крайне опасным? – поинтересовался Гуров. – Ведь теперь Масленникова не могла защитить даже его собственная банда, тем более – закон.

– Да, все это я Масленникову излагал, – сказал Костомаров. – Но он упорно твердил, что не понимает, о чем я говорю. У него, дескать, никаких денег нет. А что касается опасности, то он практически не выходил из дома, боялся собственной тени. В результате спустя три года Масленников скончался от рака печени, хотя и был еще совсем не старым человеком. Умирал, мне рассказывали, в страшных мучениях.

– Скажите, Григорий Семенович, а из чего, собственно, состоял этот общак или клад Масленникова? – спросил сыщик. – В какую сумму его следовало оценить? У вас были такие сведения?

– Да, такие сведения у нас имелись, – ответил ветеран ростовского сыска. – Я называл здесь семьдесят миллионов рублей. Но в кассе Масленникова, как мы считали, хранилось несколько меньше. Ведь бандиты получали свои доли, причем весьма немалые, после каждой операции. Кроме того, Голован тратил деньги на содержание адвокатов, на выплаты кротам, служившим в милиции, на приобретение и аренду квартир, автомобилей. В общем, так сказать, производственные расходы. За годы существования банды эти выплаты должны были составить около двадцати миллионов рублей. На такую сумму должна была уменьшиться касса. С учетом этих расходов в ней должно было остаться около пятидесяти миллионов.

– А что это были за деньги? – продолжал выспрашивать Гуров. – Только рубли или еще и валюта?

– Досконально мы этого не знали, в руках не держали, – отвечал Костомаров. – Но по моим сведениям выходило, что основное содержание клада составляла как раз валюта. Дело в том, что рубли Голован использовал для расчетов со своими бандитами и на производственные расходы. Хранить про запас он предпочитал валюту. Кроме того, знающие люди мне говорили, что там оставались драгоценности, взятые после ограбления ювелирных магазинов, в том числе алмазы и бриллианты. Никто не знает, где теперь находятся все эти сокровища. Масленников умер и унес свою тайну в могилу.

– Вы ошибаетесь, Григорий Семенович, – сказал Гуров. – Перед вами сидит человек, который знает тайну бандитского клада. Он находится сейчас у нас, в руках государства, покоится в сумке, найденной нами близ города Заозерска, в лесной сторожке. Сама эта сумка теперь находится в банке. Судьбу ее содержимого определит решение суда.

Сказать, что ветеран ростовской милиции был поражен, это значило бы ничего не сказать. Слова Гурова произвели на Григория Костомарова впечатление разорвавшейся бомбы.

Он вскочил со стула, уставился