– Нет, как раз этому я не удивился, – отвечал Гвоздев. – Должен вам сказать, что у меня с Анатолием Сергеевичем были очень хорошие отношения. Я его глубоко уважал, считал человеком умным и честным. Что вы так смотрите? Да, Масленников был по-своему честным человеком, иначе Голован и остальные бойцы никогда не доверили бы ему хранить наш общак. В общем, я его уважал, и он платил мне тем же, всегда хорошо ко мне относился, даже советовался со мной по некоторым вопросам. Так что в этом плане у меня удивления не возникло. Он вполне мог захотеть меня увидеть. Но зачем? Да и как ему это удалось? Когда дверь за надзирателем закрылась, я засыпал его всеми этими вопросами. Но Масленников меня сразу прервал. «Не о том ты говоришь, Николай, – сказал он. – Как я все это устроил – дело десятое, всего лишь вопрос техники. Если есть большое желание, то все на свете организовать можно. Настоящий вопрос звучит иначе. Зачем я сюда приехал? Сейчас я тебе это объясню». Он принялся растолковывать, для начала напомнил, как тепло ко мне всегда относился, меня уважал. «Среди ребят Голована ты был самым порядочным, – так сказал Масленников. – С тобой всегда можно было поговорить о делах, ты обычно давал дельные советы. Вот и сейчас у меня возникла необходимость в этом. Но вопрос, по которому я хочу посоветоваться, такой, что его не всякому доверишь. Если точнее, то мне совсем не с кем об этом поговорить, кроме тебя. Речь идет о вашей казне, которую я храню. Понимаешь?» – «Да, понимаю, – ответил я. – Вопрос действительно серьезный. Только я не вижу, какие тут могут быть сомнения. Казна принадлежит всем, кто был в группе. А если по-другому посмотреть, то никому она не принадлежит, потому что это добро все награбленное, на нем кровь людская. Так что относительно этой казны могут быть два решения. Одно – это поделить ее между всеми пацанами, чтобы получились двадцать четыре доли. Когда кто-то из нас выйдет на свободу, он сможет получить, что ему причитается. Другое решение – сдать все эти деньги и ценности в РУБОП. Пусть менты ищут людей, ограбленных нами, их родственников и возвращают им все то, что мы у них отобрали». Анатолий Сергеевич меня выслушал, тяжело вздохнул и сказал: «Ты считаешь, что я сам на данную тему не размышлял? Да я каждую ночь только об этом и думал и пока что решил одно: государству я эти деньги не отдам. Меня тогда ваши пацаны не поймут. Не то чтобы я боялся мести с их стороны. Я сейчас дошел до такой черты, что уже ничего не боюсь. Но я считаю такое решение несправедливым. Так что остается только одно решение, то самое, которое ты назвал первым. Держать деньги в тайнике, а когда кто-то из ваших выйдет на свободу, выдать ему его долю». – «Ну, и ладушки, – сказал я. – В чем же тогда затруднение? Как решил, Анатолий Сергеевич, так и делай». – «Да не получится так сделать. Как ты не понимаешь? – воскликнул он. – Не доживу я до вашего возвращения. Это совершенно точно». – «Почему же? – Я тогда изрядно удивился. – Вид у тебя не сказать что цветущий, но вроде относительно здоровый. Почему же ты лет пять не проживешь? Потом Михай вроде должен на свободу выйти». А он мне тогда ответил: «Нет, не дождусь я Михая. Я не то что пяти лет не проживу, а и год вряд ли. У меня, Коля, рак печени обнаружили. К врачам я пошел поздно, операция уже невозможна. Так что жить мне осталось от силы год. Вот почему я стал беспокоиться о судьбе вашей казны». Тут я почесал в затылке и сказал: «Да, тут есть вопрос. Но ведь ты, Анатолий Сергеевич, наверняка ко мне сюда не с пустой головой приехал. Ведь я тебя знаю. Ты наверняка что-то придумал и теперь только хочешь, чтобы я твой план одобрил. Ну так давай, излагай, что ты хочешь сделать». Тут он посмотрел на меня, помялся еще немного, а потом сказал: «Понимаешь, Коля, я бы доверил эту казну только одному человеку – тебе. Но ты вон где обретаешься и будешь здесь находиться еще долго. Своему сыну я передать такое богатство никак не могу. Ненадежный он человек». – «Это уж точно, – ответил я. – Я бы твоему Сергею расческу на хранение не дал, не только миллионы рублей. Ты уж меня извини за прямоту, Анатолий Сергеевич, но сын у тебя – полное чмо. Только и умеет, что быстро бегать да высоко прыгать». – «Да, я это знаю и нисколько на тебя не обижаюсь, – сказал Масленников. – Но хочу тебе напомнить, что, кроме сына, у меня есть еще и дочь». – «Ну и что с того? – спросил я. – Ленка ведь еще совсем девчонка, можно сказать, ребенок. Сколько ей сейчас, семнадцать? Да у нее ветер в голове! Как ей можно такие деньги доверять? Найдет себе какого-нибудь хахаля и сразу ему все выложит. Присвоит этот хахаль наши денежки и умотает с ними куда-нибудь за границу. Вот как оно может получиться!» – «Если бы Лена была другим человеком, то могло бы и так получиться, – возразил мне на это Масленников. – Но ты, как видно, плохо знаешь мою Лену. При своих небольших годах она уже совсем не ребенок, человек очень даже рассудительный и осторожный. В общем, Коля, вот мой план. Я оставлю казну Лене. То есть в руки ей все это добро, конечно, не дам. Общак останется лежать там, где и сейчас находится, в одном овражке к северу от Ростова. Я только точно укажу дочери это место, объясню, как найти сумку. Объясню, что с этими деньгами делать. Оставлю список с указанием, кому из членов вашей группы сколько полагается. То есть она, Лена, будет казначеем. А тебя, Коля, я хочу назначить главным бухгалтером. Ведь Лена знает только Голована и тебя. Еще Кривушина пару раз видела. Брата своего, конечно, но о нем речь не идет. Так что дальнейшую судьбу общака я вижу так. Когда выйдешь, ты встретишься с Леной и дашь ей указание, кому из оказавшихся на свободе ребят сколько нужно заплатить. Она достанет деньги и передаст тебе, а ты уже будешь производить выплаты. Таким образом, я распределю свои обязанности между двумя людьми, которым доверяю. Теперь скажи, как тебе мой план?» Тогда я ему не в тот же миг ответил. Отказываться я сразу не стал, понимал, что положение у Сергеевича отчаянное, ему надо срочно принять решение. Поэтому я задал еще несколько вопросов. Как мы с Ленкой будем связываться? Станет ли она мне доверять. Позволит ли Масленников дочери пользоваться средствами общака. Только потом дал я свое согласие.

– А вот это, кстати, интересный вопрос, – заметил Гуров. – Позволил ли отец дочери пользоваться этими деньгами. Так он это разрешил?

– Да, разрешил, – отвечал Гвоздев. – Он сказал, что у девочки должен быть какой-то стимул, чтобы согласиться на такое ответственное и опасное дело. Масленников объяснил мне, что позволит дочери брать из сумки средства, вроде как в кредит. Причем очень выгодный, без процентов. «Таким образом,