– Вина вашего киллера, которого вам нашел Николай Лисовский, доказана, – говорил Гуров. – Подготовка у него оказалась хуже, чем вы предполагали. Он все сделал чисто, что касается убийства, но вот на заборе оставил кусочек куртки, когда забирался в поселок Матвеево. И экспертиза подтвердила, что на куртке оставались следы химических реактивов из состава, которым чистили салон его машины. Да-да, и машина у нас, и его порванная куртка. И даже показания работников автомойки, где он чистил салон и мыл свою машину. Такие клиенты, которые покупают на автомойке «полный пакет», запоминаются. И Загороднева вас опознала. Вы ведь приходили к ней под видом социального работника, чтобы оторвать кристалл Сваровски с ее сумки. Вы изменили внешность, но Любовь Сергеевна женщина наблюдательная, и она тоже из высшего общества, так что хорошо запоминает детали одежды. Мы были у вас в квартире с обыском. Кстати, вам сделать задуманного не удалось. И кристалл сорвал с сумки Загородневой именно Лисовский. Потом передал его вам, а вы – киллеру. А он убил Валета.

– А еще, Регина, задержан этот ваш киллер, который в Москве пытался убить программиста, – добавил Крячко, – забравшегося в ваш компьютер. Там его и взяли, на месте преступления. Продешевили вы, Регина. И киллер дал показания, и Коля Лисовский по кличке «Колесо» выжил. Не смог он убить себя, хоть вы и велели ему сделать это запиской, переданной в изолятор. Лисовский, узнав, что его дочь и бабушка в безопасности, уже дает показания. Вот так-то. Ваш камень, то есть камень вашего Давида, угодил в Голиафа, но он ничего не изменил, в отличие от библейского сюжета.

– Что? – удивленно подняла брови Поплавская.

– Да, Регина, мы знаем даже это. Вы приходили на встречу к Валету, прося его поискать вам подходящего киллера. Ваш пароль был про Давида и Голиафа? Вы думали, что мы купимся на подставу с Загородневой? Не поверите, Регина, – улыбнулся Лев, – но я знаю, что после процедуры химического пилинга ходить по улице крайне нежелательно. Возможно даже заражение крови. Для кожи после этой процедуры желательны почти стерильные условия.

– Вы всегда мне нравились, Лев Иванович, – с обреченностью в голосе произнесла Поплавская, когда сыщики поднялись и пошли к двери.

– Увы, но передачи я вам возить в колонию не стану. Вы уж не рассчитывайте, – усмехнулся Гуров у самой двери.

– Жестоко, – покачала головой Поплавская.

– Жестоко? – нахмурился он. – Впрочем, да. Мне хочется быть с вами жестоким, за все то горе, которое вы причинили здесь людям, за смерти, которые вы принесли в дома. И могли бы еще больше принести. Жестоко! Поэтому я и уезжаю, не хочу пачкать свою душу жестокостью. Пусть вами занимаются те, кому положено, а нам достаточно и того «удовольствия», которое мы получили. Прощайте, надеюсь больше вас не увидеть. А что касается милосердия, то я лучше помогу запутавшейся глупой девчонке, которую судьба забросила в проституцию. Она будет мне за это благодарна. И ее судьба меня заботит больше, чем ваша… Прощайте!

Думать Гурову в самолете ни о чем не хотелось. Ни о Поплавской, ни о Валете. Хотелось думать о доме, о Маше. Хотелось просто домой!