Шрифт:
Закладка:
* * *
Если Элис и казалось, что она что-то в жизни делает не так, то она сказала бы, что всегда была слишком пассивной. Она не ушла из Бельведера, как сделали все остальные, она не уходила от парней, даже когда понимала, что ей с ними не по пути, она ни разу никуда не переезжала и не сделала чего-то экстраординарного. Она просто дрейфовала. Как морской конек.
Из всех животных Леонарду больше всех нравились морские коньки. У них была детская книжка о папах-коньках, которые сами вынашивали своих детей, и Элис подозревала, что в этом и была причина. Воспитание детей подразумевает множество разговоров о животных, в частности, о самых любимых, так что каждому родителю полагается иметь такого, и хорошо, если это будет кто-то, выставленный в музее в трех кварталах от дома. В дикой природе встречается не так уж много матерей, обращающихся со своим потомством так же, как мать Элис. Есть много таких, которые сразу же оставляют свой молодняк – змеи, ящерицы, кукушки, но Серена так не поступила. Она осталась достаточно надолго, чтобы причинить Элис боль, и после этого Леонард взялся вынашивать ее сам. Для любого действия есть хорошие причины и есть плохие. Ее отец дрейфовал намеренно: никуда не гнал, никогда не заходил слишком далеко, а Элис неосознанно все это повторила. В этом заключается самый печальный факт о родительстве: то, что ты делаешь, значит куда больше, чем то, что ты говоришь.
* * *
Элис заставила себя подняться. Она не была пьяна, но определенно была уже на пути. Она подошла к двери, чтобы оценить происходящее в доме. В гостиной было уже с полдюжины человек, у всех по здоровенной бутылке с пивом. Сара и Сэйра, Фиби, Ханна, Джен, Джессика и Хелен. Все они, за исключением Сары, более или менее присутствовали и в ее взрослой жизни, Элис как минимум в общих чертах знала, где они живут и чем занимаются. Сэйра и Ханна стали врачами и проводили все свое время на Фейсбуке, выкладывая туда фотки своих детей на коньках. Фиби постила фотографии закатов и всяких штук, которые она лепила из глины. Джессика переехала в Калифорнию и занялась серфингом, все ее фотки были старые, но у нее были, по крайней мере, двое детей, а может, и больше и красавчик-муж с ярко прорисованными кубиками пресса. Хелен жила неподалеку от Элис в Парк-Слоуп и уже успела сменить множество гламурных низкооплачиваемых занятий, но она могла себе это позволить, потому что ее прадед изобрел какую-то детальку для станка, на котором изготавливали обувь, и теперь она могла хоть до старости мастерить свои прихватки и продавать их по пятьдесят центов, и при этом все равно покупать дорогущие сабо. Раз или два в год они с Хелен сталкивались где-нибудь на улице, обнимались, целовались в щеки и давали клятвенное обещание как-нибудь собраться на ужин, которое тут же благополучно забывали.
– Элис Стерн, у тебя тут одни девчонки, – сказала Хелен, подойдя к Элис и чмокнув ее в щеку. От нее тянуло водкой. Может, всех тогда вывернуло как раз потому, что ее друзья пришли на вечеринку уже навеселе? Позвонили в дверь, Элис пошла открывать.
Все мальчишки прибыли табуном. Целый лес, весь школьный состав. Их тела заполонили почти все пространство переулка. Парнишка, стоявший во главе толпы, Мэтт Б., прикрыл рот рукой и сказал: «А вот и вся ба-а‑анда», что, наверное, должно было прозвучать круто, но оказалось куда больше похоже на возглас вожатого, успешно переправившего отряд через дорогу. Элис отступила в сторону, и толпа хлынула в дом. Некоторых она не знала: у мальчишек вечно находились какие-нибудь кузены или друзья из других школ, что было неплохо, но мальчишки из других школ существовали где-то за пределами реальной жизни, как дополнительные материалы к фильму. Входя в дом, каждый поцеловал Элис в щеку, даже те, кого она не знала, словно такова была цена входного билета. Томми оказался где-то в середине, поэтому, приняв поцелуй от него, она вынуждена была остаться в дверях и продолжить подставлять щеки незнакомым парням, наводнявшим ее дом. Она захлопнула и закрыла на замок дверь за последним – Кенджи Моррисом, высоким десятиклассником, достаточно симпатичным и тихим, чтобы тусоваться в компании постарше, с густой темной челкой, из-за которой выглядывал печальный глаз. С большинством мальчишек она была знакома с пятого класса, и все же в памяти всплывали только обрывочные факты о них: у Мэтта Б. предположительно был кривой член, Джеймс в седьмом классе заблевал школьный автобус по пути на экскурсию, отец Кенджи умер, а Дэвид назаписывал ей на кассету кучу песен из мюзиклов – так Элис сразу поняла, что он гей.
Кто-то врубил музыку – ее органайзер с дисками открытым лежал на столе, рядом с бумбоксом. Даже несмотря на то что, когда Элис была одна, она слушала разную музыку: Green Day, Oasis, Лиз Фэр, Мэри Джей Блайдж, даже попсу вроде Мэрил Кроу, если та попадалась на радио и рядом не было никого, кто мог бы поднять ее на смех, – на вечеринках играли только Бигги, Method Man, The Fugees и A Tribe Called Quest[16]. Не то чтобы все белые мальчишки из частных школ изображали из себя черных, но все они полагали, что, будучи ньюйоркцами, они в отличие от других белых парней имели право претендовать на афро-американскую культуру, даже живя в довоенных особняках с видом на Центральный парк. Кто-то поставил песню You’re All I Need to Get By[17], и все девчонки тут же начали подпевать, пока парни просто качали головами в такт и старательно делали вид, что ничего и никого не замечают. Фиби пробилась к Сэм и Элис сквозь толпу и, схватив обеих за руки, потащила в ванную.
– Вуаля! – воскликнула она, вытащив из кармана три таблетки.
– Что это? – спросила Элис, хоть и прекрасно знала ответ.
Сэм занервничала.
– Фиби сказала, что ее брат сказал, что это типа экстази, но
