— Уверен, вы разбираетесь в автомобилях, друг мой!

Скажу без преувеличений, водил мсье Хейм грациозно.

Ему немного льстило, что пешеходы и водители загорались интересом к коллекционному автомобилю. Случайные прохожие наклонялись, заглядывая в окна, восхищённо улыбались и хвалили обладателя такой редкостной красоты.

«Наверное, у Хейма есть и другие увлечения, кроме баснословно дорогих автомобилей», — с усмешкой подумал я.

Чуть позже мне стало известно, что Натан умеет разгонять свою Ferrari Testarossa до безумной скорости — ему, как говорится, нравилось упражняться в искусстве быстрой езды.

— Разумеется, что тут такого? — пробормотал я, пожимая плечами.

Изо всех сил нажимая педаль газа, я гнал свою машину на максимальной скорости. Мы мчались по сумеречным улицам так, что остановить нас не смог бы даже французский президент. Это было неописуемое состояние полёта, свободы и счастья, которого я никогда прежде не испытывал. Разве что в детстве, когда мне снилось, что я летаю над облаками. Помнится, мама говорила: «Детям часто снятся полёты, потому что они растут во сне».

В нашу защиту могу сказать, что улицы в это время суток были почти пусты. Натан водил виртуозно, ловко обходя редкие автомобили. Думаю, даже если бы попался ему на пути какой-нибудь неповоротливый водитель, Натан сумел бы избежать столкновения. Так гениальный скрипач способен сыграть на одной струне, а поэт пишет стихотворение с заданной рифмой за пять минут.

Мне было далеко до его умения, а мой потрёпанный «Рено» не шёл ни в какое сравнение с великолепной машиной Хейма. Но я изо всех сил старался не отставать от приятеля и мчался так, что сердце заходилось от восторга и страха.

Заметив испуганные лица прохожих и услышав вой полицейской сирены, я резко снизил скорость и хлопнул себя по лбу.

— Подумаешь, полиция! Будет даже забавно, если нас с Хеймом посадят в участок, — пробубнил я.

На самом деле мне было не до шуток. Я впал в отрешённо-нервозное состояние. Какая-то дама, переходя через дорогу, грубо выругалась в адрес пролетевшей мимо машины Натана. Меня она обозвала «дебилом на каракатице», а полицейских, несущихся за мной, — «свиньями в форме». Блюститель порядка злобно прервал мои мысли громкоговорителем.

«Кажется, ещё ни разу за тридцать три года на меня не составили ни единого протокола и не влепили штраф. Какой стыд, этот индюк позорит меня перед всем Парижем!» — думал я, останавливаясь.

«Индюк» в полицейской фуражке приближался к моей машине. На его суровом лице было написано крайнее недовольство.

Я репетировал чистосердечное признание, глубокое раскаяние и направление беседы со стражем порядка в мирное русло. По лицу моему струился нервный пот. Слишком неприятно обернулась наша опасная забава.

Сейчас этот человек в форме подойдёт ко мне и скажет: «Вы вообще отдаёте себе отчёт, мсье? Немедленно выходите из автомобиля!»

Но полицейский сделал вид, что не видит меня, и поковылял к машине Хейма, остановившейся в десяти метрах от меня. Я благодарил Бога. Не знаю за что, просто благодарил.

Дверца автомобиля Хейма открылась, он вышел и добродушно пожал руку полицейскому. Я думал, Натан примет вид мученика или хотя бы глубоко раскаивающегося человека. С моей точки зрения, мы были виноваты: устроили гонки посреди города, прямо под носом у офицера.

Я рассеянно глядел в окно, наблюдая, как развивается ситуация: полицейский елейным голосом щебетал с Хеймом. Вот дела! Неужели даже полиции известен великий Натан Хейм?

Скажи, дорогой читатель, как часто ты, нарушив правила дорожного движения, мило болтаешь с правоохранителем? А здесь всё выглядело шиворот-навыворот: полицейский не поднимал глаз от стыда и с преувеличенной вежливостью отвечал на строгие вопросы Хейма. Моё любопытство перевесило страх, и я подъехал вплотную к Ferrari.

— Премного вам благодарен, мсье, — говорил Натан, улыбаясь. — Надеюсь, вы передадите привет Гастону Дефферу. Спасибо вам за понимание, поговорим позже, я не хочу мариновать своего гостя ожиданием, вынужден ехать.

Услышав эти слова, полицейский с приторным выражением лица отошёл от автомобиля Хейма и застыл, преданно глядя на нас.

Что касается Натана, он вернулся в свою машину и поглядел в зеркало.

Слава Богу, всё завершилась благополучно. Да и как иначе, если весь Париж был у ног повелителя света!

Насколько я знаю, при встрече с полицией или жандармерией каждый француз вмиг становится послушным, примерным ребёнком, женщины, не сдерживая эмоций, пытаются всплакнуть перед равнодушным человеком в форме или кокетливо состроить ему глазки, кто-то вмиг лишается способности говорить и двигаться. Но чтобы блюститель порядка краснел и прятал глаза от нарушителя — такое я видел впервые.

Чудеса, да и только!

Внезапное завершение ситуации прощанием Хейма с офицером, даже не задумавшимся о протоколе правонарушения, заставило меня встрепенуться. Полицейский повернул голову ко мне.

«Пара идиотов», — наверняка подумал он.

Я несколько раз мигнул фарами, извиняясь за проступок.

— Поезжайте, мсье Рууд! Желаю приятного вечера! — сказал полицейский и быстро уселся в свою машину.

Я зашёлся хохотом, удивлённый немыслимым благородством нашей полиции. Чуть позже я задал Хейму вопрос, в котором прозвучала нотка детской наивности:

— Ну, откройте свой секрет, мсье Хейм, как вы «сделали» того офицера? Он же… э-э-э… даже не выписал нам штраф за сумасшедшее превышение скорости.

— Это всё пустяки, друг мой, — уверил меня Натан. — Я знаком с его руководством.

— Ну, ясно, теперь нам «влепят» ещё и за обман сотрудника полиции! — вздохнул я разочарованно. — Наверняка полицейский записал наши номерные знаки, остаётся ждать повестки в суд!

Хейм с беззаботной улыбкой возразил, что офицера он не обманывал, он, действительно, хорошо знаком с «верхушкой» полиции и мне не стоит забивать себе этим голову.

— Вы даже полицию ухитряетесь поставить на место! — воскликнул я. — Бедный офицер!

— Да ничего страшного с ним не случится, я просто передал привет его патрону, своему приятелю, — спокойно сказал Натан, чем окончательно сразил меня. — Пойдёмте, я покажу вам кое-что интересное.

— Интереснее, чем играть в автомобильные «догонялки»? — спросил я с усмешкой.

В этот момент мы уже въехали в ворота дома Хейма. Я увидел высокий трёхэтажный особняк с красной черепичной крышей и массивными автоматическими воротами. Первое, что мне бросилось в глаза, — высокая стеклянная дверь, выходившая на элегантную террасу. При нашем появлении она загорелась тёплым розовым светом. На крыльце зазвучал приятный поставленный голос, как у оперного певца. Это дворецкий, видный пожилой господин с волнистыми серебряными волосами, вышел встречать нас. Он заставил меня ощутить некую неловкость и понизить тон, я даже перешёл на шёпот в присутствии столь солидной персоны.

— Добрый вечер, мсье Хейм. Добрый вечер, мсье?..

— Рууд. Но можно просто — Доминик, — смущённо ответил я.

— Добрый вечер, мсье Рууд.

Бальтасар, как именовался дворецкий Хейма, говорил медленно