Шрифт:
Закладка:
Двигатели запустились, оборудование проверил. Осталось дождаться остальных. Не мешало бы ещё и солнце выключить. Припекает этот светильник очень хорошо.
— 203й, готов. Слушаю доклады, — запросил в эфир Гусько, который шёл с нами ведущим.
Все поочерёдно доложились и, после разрешения на выруливание от руководителя полётами, цепочкой направились к полосе. Пока рулил, несколько раз вспомнил, как было прохладненько сидеть в классе.
Только вот свою работу надо выполнять. Тем более что от нас сейчас зависят жизни парней. Чем раньше мы начнём атаковать, тем быстрее вертушки смогут сесть в ущелье и забрать наших пацанов. Ещё и судьба Томина не даёт покоя.
— Окаб, 203й группе, взлёт парами по отрыву. Набор 4000. Собираемся на догоне, — запросил Гусько.
— 203й, разрешил, — ответил ему руководитель полётами.
— Выводим… максимал! — скомандовал замполит.
Всей четвёркой одновременно вывели обороты двигателя на нужный режим. Мой самолёт затрясло, но нажатие на тормоза удерживало его на месте.
— Форсаж! Паашли! — скомандовал Савельевич, и они вместе с Менделем устремились по полосе. Быстро разогнавшись, пара МиГ-21 синхронно оторвалась от полосы и ушла в направлении Панджшера.
— 212й, и раааз! — сказал Валера, дав мне команду на включение форсажа. — Паашли!
Когда отпускаешь тормоза при работе двигателя на форсаже, чувствуется ощутимый рывок назад. Сам самолёт, будто спринтер, сорвался с места, быстро набирая нужную скорость отрыва. Заправка топливом у нас полная, боевая зарядка тоже не самая маленькая.
— Поднимаем! — сказал Валера, и я плавно взял ручку на себя. — И отрыв! Тангаж 20°.
Горячий бетон аэродрома остался где-то внизу. Набирали высоту быстро, чтоб догнать своих товарищей и собраться в звено.
— Сегодня плавненько взлетели, — заметил Гаврюк.
— Тебя это удивило? — спросил я, пока мы ещё были на стартовом канале Баграма.
— Взрослеешь!
Потрясающее достижение! Вот что значит воспитывать личный состав. Даже на войне Гаврюк, как командир звена, требователен и продолжает обучать личный состав.
Догнали мы своих коллег быстро и продолжили полёт всей четвёркой. Через пару минут перешли на канал боевого управления.
— Купол, ответь 203му, — запросил воздушный пункт управления Гусько.
— Отвечает Купол, 203й.
— Купол, 203й четвёркой «весёлых» в район работы. Прошу связь с Баллоном, — запросил Гусько разрешение перейти на канал авианаводчика, который был в рядах бьющегося в ущелье батальона.
В эфире воцарилось молчание. Что ещё нужно согласовать, чтобы начать работать наконец-то?
— 203й… эээ, уточняю, — неуверенно ответили нам.
Первая мысль была, что на борту сидит подобный Хрекову начальник. И теперь никто не может без его ведома что-то сделать, согласовать, запросить или решить. А тем временем мы приближались к району, где шёл бой. Издалека уже был виден чёрный дым. Много техники, видимо, сожгли духи.
— 203й, вам перенацеливание будет. Связь через 15 километров установите с Берегом.
Я ещё раз глянул на карту и совсем перестал понимать смысл операции.
— Купол, я 203й, мы в 30 километрах от первой цели. Готовы работать. Прошу переход на канал Баллона, как приняли? — отчётливо проговаривая каждое слово, запросил Гусько.
В его голосе тоже чувствуется нервозность от этой ситуации. Мутят что-то старшие начальники!
— 203й Куполу, команда с земли вам на связь с Берегом, как приняли?
До района, где сейчас идёт бой, оставалось совсем немного. Какого чёрта творят наши командиры?
— 203й, Куполу, — прозвучал голос на канале управления, и он явно принадлежал не ОБУшнику. Возможно, то самое начальство, которое осуществляет руководство.
— Ответил, 203й.
— Там всё очень плотно. Своими «гвоздями» можете по нашим попасть.
— Не попадём, Купол, — уверенно ответил Гусько.
Небольшая пауза и ОБУшник разрешил нам переход под управление Баллона.
— Внимание, группа 203го переход на 9 канал, — сказал Гусько, переведя нас на канал работы с авианаводчиком.
Как только я переключил канал, в эфир тут же ворвались крики и шумы. Даже не находясь внизу, я понимал, как сейчас тяжело нашим бойцам.
— Воздух, воздух, я Баллон. Кто-нибудь слышит? — умоляющим голосом запрашивал авианаводчик.
— Баллон, я 203й, четвёркой к вам. Прошу целеуказание, готовы работать сходу.
— 203й… ориентир — река. Противник… ох…на западном и восточном склоне. Работу разрешил, — буквально из последних сил говорил парень, а на заднем фоне раздавались крики и плотная стрельба.
Я глянул вниз. Вот она горная гряда Гиндукуша и серая вода Хазара, встречающаяся с более светлой водной гладью Панджшера.
— 212й, в горизонте. Остальным — снижение до 3500, встаём в левый вираж. И… паашли!
Трое моих товарищей начали плавно снижаться. Я же решил встать в правый вираж и ждать указаний. Работать нужно синхронно, иначе кого-нибудь из нас в таком ограниченном пространстве однозначно распилит крупнокалиберная «сварка».
— 212й, ваша цель — восточный склон, ориентир — нависающий скальный выступ, — снова медленно проговорил авианаводчик.
Почему-то у меня возникает мысль, что мало чем мы сможем сейчас помочь батальону. Краем глаза я высмотрел крупный скальный выступ, похожий на трамплин для прыжков. Сам опорник, видимо, был несколько ниже. Ещё одна труднейшая задача — нырнуть между склонов, образующих это широкое ущелье и сбросить, словно под хвост зверю, зажигательные баки.
И сделать это на не маленькой скорости и не с пикирования! Иначе эффективность баков будет значительно ниже. Не могли дать мне С-24е или ФАБы⁈ Вот же штурман, отродье хамское!
— 203й, группе работу разрешил с курсом 25, высота 500. Внимание, пулемёты на входе в ущелье с двух сторон, — предупредил авианаводчик.
— Баллон, поняли вас. 212й, начинаешь заходить после меня. Остальные работают за тобой, — дал указания Савельевич.
Я ещё раз выставил прицел, прокрутил в голове весь свой манёвр и смахнул пот со лба. Не спасает сейчас прохладный обдув от нервного напряжения.
— Внимание! Паашли! — скомандовал Гусько.
В этот момент цель оказалась слева от меня. Выдержав интервал в пять секунд, я плавно ввёл самолёт в разворот с дальнейшим пикированием. Крен 60°, а угол атаки установил на 25°. Глянул на скорость, которая продолжала расти очень быстро. Мне нужно, чтобы было 900 км/ч. Так, я и смогу над целью ровно пройти, и баки попадут точно. И, возможно, не собьют меня.
Высота падает, а напряжение растёт. По идее, весь этот манёвр продолжается секунды, но ты всё видишь в замедленной съёмке.
Вот уже и конус воздухозаборника встал строго по оси русла реки. Пошли первые залпы из пулемётов. Вижу впереди разрывы на западном склоне от С-8х, выпущенных Гусько. Сосредотачиваюсь на цели, которая теперь впереди и справа. Чуть проседаю по высоте, но вывожу самолёт, заканчивая пикирование на скорости 900 км/ч. А вот и цель! Секунды до сброса…
— Сброс! Ухожу влево! — буквально кричу я в эфир, нажимая одновременно кнопку на ручке управления.
Вот опять перед глазами одна, вторая, третья очередь! В тени ущелья внизу отчётливо видны подобные вспышки зенитного огня. Ручка на себя, и ухожу на солнце почти вертикально, выпуская ещё и залп «асошек». Перегрузка прижала к креслу, а её указатель выдаёт 7 единиц. Нужно быстрее уйти вверх и занять место в строю.
— 212й, прямое. Там только огромное горящее пятно, — передал результат применения Валера.
— Понял, — ответил я.
— 212й, стой на 4000. Работаешь по моей команде, — сказал Гусько.
Пока я исполнял его приказ, мои товарищи продолжали заходить и расстреливать свой боезапас по склонам гор. Одна за одной возникали вспышки, разрывы снарядов и взрывался боекомплект на позициях духов. Так, мои товарищи отстреляли все свои реактивные снаряды боезапас пушки. И через пару минут в эфире были услышаны вертолёты.
— Баллон, я 715й, четырьмя вертикальными к вам. Прошу обозначить площадку.
На этот запрос никто не ответил. Гусько, встав в вираж подо мной, начал ретранслировать запросы от вертикальных, но тщетно. Никто больше нам не ответил.
Шли минуты, вертушки тоже встали в вираж. Пара Ми-24 всё же рискнула пролететь в ущелье. Отстреляли, судя по их докладам почти всё, но духов всё равно слишком много. Удостоверились в том, что продолжается плотная стрельба и отсутствует связь с авианаводчиком. Кое-кто, всё же вышел на связь.