— Ты уже комбат? Или выше пошёл? — спросил Гусько.

— Евгеш, ротный я до сих пор. В капитанах хожу, — сказал Коля, присаживаясь в беседку. — Это я сейчас за комбата, пока мой где-то шарахается. А сейчас мои архаровцы походу подорвали чего-то в городке у себя. Я даже сапёров туда отправил. Вот иду проверять.

И тут я заметил шедших со стороны мотострелкового батальона группы наших сапёров со специальной амуницией. Настроение у них было тоже приподнятым, а кто-то даже зашёлся в гомерическом хохоте.

— Мужики! Ну чего там? — спросил Коля.

— Да думали, пацаны трофеи притащили с боевого выхода. Оказалось кое-что поинтереснее…

При этих словах ротный Коля со своим замполитом подошли ближе к сапёрам и начали разговор.

— Ну я ему сейчас эту канистру… — сказал Коля и заспешил со старлеем в сторону палаточного городка.

— Решил посмотреть, что ж там такого «интересного» произошло, если так бабахнуло, — прокомментировал столь быстрое исчезновение товарищей из пехоты с радаров Бажанян. — Серый, ну как всё прошло?

— Скажу так — форс-мажорные обстоятельства, — ответил я.

— Да, блииин! — хором произнесли трое взрослых мужиков.

— Вот честно, Серый, я на тебя ставил, а Араратыч сказал, что кто-нибудь тебе помешает, — хлопнул по столу Гусько. — Теперь я ему бутылку коньяка должен.

— Только нормальный, с моей Родины чтобы был, — сказал Бажанян.

— Эу, ты же говорил ты с Карелии? Там нет коньяка? — поинтересовался Горонян.

— Я тебе говорил, что родился я там, но сердце-то у меня в Армении…

Теперь на меня ещё и ставки делают! Это что за тотализатор ещё такой военный⁈

Несколько секунд поразмыслив, я решил зайти на второй круг. Очередной облом, причиной которого стал эпизод из жизни одного мотострелкового батальона в Афганистане, нельзя было допускать.

— Ладно, пойду. Всем доброй ночи!

И направился я обратно к модулю медперсонала. Никогда так не хотел оказаться рядом с врачами, как сейчас! Для себя решил, что никакое окно, тревога, обстрел, да хоть приезд генсека, меня сейчас не остановят.

На подходе к жилищу Ольги я заметил, что в эту ночь не я один решил воспользоваться услугами частной консультации докторов. И очень хорошо, что обратился этот больной не к доктору Вещевой.

Одно из окон открылось и в нём показалась до боли знакомая белобрысая голова Марка, целующегося с одной из медсестёр на прощание.

— Не могли это внутри сделать? — подскочил я к окну, испугав своим появлением «голубков».

Девушка стала закрывать оголённую грудь руками, а Марик так хотел задёрнуть штору, что оторвал её от карниза.

— Родин, какого фига пугаешь? — спросил он, но отвечать я не стал, а резко запрыгнул внутрь комнаты. — Ты чего?

Бегло осмотрев помещение, я обнаружил небольшой фуршетик из коробки мармелада, бутылки вина и банки компота. И где он только достал «Бишты»? В Осмоне-то не везде найдёшь?

— Сколько чеков на это потратил? — спросил я.

— Вообще-то, всё по любви! — воскликнула девушка, накидывающая на себя простынь. — Мальчики, мальчики, я на такое не подписывалась! Маркуша, мы только один на один договаривались, — возмутилась девушка.

— Так, гражданка, — подошёл я к ней, и прикрыл ей рот рукой, чтоб она перестала верещать. — Никто вас к групповым полётам не склоняет. Совет да любовь! Я просто хотел путь сократить.

С этими словами я открыл комнату и вышел в коридор. Интересные эти ребята — даже дверь на защёлку не закрывают!

Искать комнату Оли долго не пришлось. Пока я шёл к модулю, в голове уже весь план здания был мной представлен. Все модули типовые, так что это было несложно, зная расположение окна нужной комнаты.

Тихонько, чтобы дверь не скрипнула, я вошёл в комнату Вещевой. Оля сидела за столом с включённой лампой, читая книгу Шекспира. Не удивлюсь, что «Ромео и Джульетту».

— Серёжа, ты как сюда… — прошептала она, когда я закрыл дверь и быстро направился к ней.

— Оля, не надо слов, — сказал я и, подхватив девушку за ягодицы, усадил на стол.

— Подожди, подожди, — шипела мне она в ухо, когда я осыпал поцелуями её шею. — Тут не всё так просто…

— Конечно, не… просто, — ответил я, снимая с себя рубашку и майку. — Отдай сюда книгу и займись, наконец, делом.

При этих словах я отложил в сторону Шекспира, и нежно начал целовать девушку. Чувствую, что внутри меня бьются два зверя — ласковый и свирепый.

Одному, хочется доставить девушке несказанное удовольствие, лаская каждый кусочек нежного тела. Я его чувствую каждой своей клеткой. При любом прикосновении боишься обжечь Олю, а каждым поцелуем, будто зализываешь ей место ожога.

Она что-то шепчет, но я продолжаю нежно целовать её грудь, которую уже освободил от оков нижнего белья. А каждое моё движение пальцем у неё между ног заставляет её сладко стонать.

— Ты… такой… — прошептала она мне на ухо, и в этот момент во мне проснулся второй зверь. Альтер-эго, которое готово поглотить меня с головой.

Свирепый зверь, поглотивший мой разум, заставил меня полностью сорвать всю одежду с Оли и спустить свои штаны.

— И только попробуй сказать, что ты не хочешь, — прошептал я и резко вошёл в неё.

Вскрик и протяжный сладкий стон был издан нами одновременно. Именно это заставляет моего свирепого зверя двигаться и двигаться быстрее. Чем сильнее руки Оли впиваются в мою спину, тем жёстче хочется в неё входить.

И вновь вступает в работу зверь ласковый. Темп слегка замедляется, давая нам обоим возможность насладиться друг другом.

— Это… так… замечательно! Серёжа, мы… с тобой… так… долго… — шептала Оля.

Теперь я был уже сзади и вновь начал увеличивать скорость. И это только заводило Олю ещё сильнее. Я чувствовал, как она стала слегка подыгрывать мне, двигаясь со мной в такт.

— Невероятно долго хотели! — сказал я, разворачивая Олю к себе лицом.

Мои движения становились все ритмичнее и ритмичнее. Лицо, грудь и живот Оли обильно покрылись бисеринками пота и сверкали при свете настольной лампы. Светильник ёрзал по столу и должен был уже упасть. И он мелким скольжением двигался к этому.

Я смотрел на Олю, которая прикусывала губу и жадно глотала воздух от наслаждения. Она вновь перевернулась на спину и сильно прижала меня к себе. Намёк я понял и стал ускоряться. Ускорилась и лампа, смещавшаяся к краю стола.

— Кажется… кажется… только не останавливайся! — чуть громче сказала Оля, схватившись двумя руками за мои ягодицы.

Ещё немного и я точно не смогу остановиться. Какое же это наслаждение!

Ещё пара резких движений и… разум мой улетел в небо, включив чрезвычайный режим. Оля запрокинула голову, её ноздри расширились от возбуждения. Наши тела судорожно дёрнулись несколько раз и без сил распластались на столе.

— Серёж… тут такое дело…

— Оля, не ломай кайф, — сказал я и заметил, как лампа вот-вот должна упасть на пол.

Дверь в комнату открылась и на пороге показалась женщина в белой ночнушке. По её лицу пробежало такое расстройство, что она бы всё променяла, чтобы оказаться на месте Ольги. Разочарованию не было предела!

— Оль, ну, похоже, мы спалились, — сказал я, выпрямляясь во весь рост.

Женщина не сводила глаз с моего хозяйства, которое, видимо, уже было готово ко второму раунду с Олей. Мы с Вещевой ожидали какого-то слова от вошедшей женщины, но она продолжала смотреть на меня. И похоже в ней тоже сейчас проснётся зверь. Только будет он точно не ласковый, а сразу свирепый.

— А давайте… чаю попьём? — предложил я, натягивая на себя штаны.

Женщина в ночнушке, продолжавшая стоять с открытым ртом кивнула.

— Я за кипяточком только схожу, — сказала она и вышла за дверь.

— Дорогая Оля, я катапультируюсь, — подскочил я к ней, нежно поцеловав в губы, грудь и щёчки.

— Лети, пташка ты моя! Только…

Не успела она мне это сказать, как я сильно дёрнул на себя за ручку окно, и оно со скрипом открылось.

— Вот блин! — хлопнула себя Оля по бедру. — Чего оно раньше не открывалось?

— Качаться надо, принцесса! — помахал я ей рукой и выпрыгнул на улицу.

Глава 19

Утром вставать с кровати не хотелось. Не покидали меня парящие бабочки в животе и душе, да и в других частях тела было много подобной живности. Сразу захотелось сделать зарядку, облить себя холодной водой и покричать от радости. Это я собственно и делал прямо сейчас на улице.

— Родин, ты чего? С девушкой вчера был что ли? — спросил у меня сонный Буянов, вышедший на крыльцо. — До завтрака ещё час, а ты уже