— Вы всё сказали? — спросил я у комэски, когда пауза затянулась на пару минут.

— Нет ещё, — ответил он, затушив сигарету, которую только начал курить. — Бесстрашный ты человек, Родин. Будто не первый раз живёшь и у тебя ещё в запасе несколько жизней.

Хороший намёк со стороны Буянова на моё путешествие во времени. Может действительно, мне ещё пару жизней небесная канцелярия выпишет потом?

— Иван Гаврилович, я риски осознавал. Наверное.

— Вот именно, что «наверное». С другой стороны, ребят ты выручил, опытные машины сохранил. Буду просить для тебя орден «Красного Знамени», а испытатели со своей стороны словечко замолвят.

— Какие испытатели? — удивился я.

— Ну, ты разве не понял, что мы сегодня прикрывали работу специальной группы испытательного центра во Владимирске? Эти самолёты ещё не стоят в войсках, а бомбы, которые они бросали, нигде ранее не применялись.

Покопавшись в закромах памяти, я вспомнил о так называемой операции «Ромб». В условиях строжайшей секретности, в Афганистане проходили испытания в боевой обстановке Су-25е и самолёты вертикального взлёта и посадки Як-38е. Летали на этих машинах, само собой, испытатели, а прикрытие осуществляли простые лётчики из частей, базирующихся в Афгане.

Итоги операции были противоречивые. С одной стороны, Як-38е показали малую эффективность и были не совсем готовы к высокогорью. С другой, Су-25е были испытаны по полной программе и позже стали главной силой в этой войне. Большей славы заслуживали, пожалуй, только вертолётчики. Но они всегда вне конкуренции.

— Ладно, пошли в штаб. Командир просил нас рассказать, что и как было, — сказал Буянов, проходя мимо меня.

Проходя мимо стоянки Су-17х, навстречу нам из высотного домика вышла Ольга. Вид у неё был взволнованный. Волосы нашего начмеда развивались на ветру, и она постоянно поправляла свой халат.

— Иван Гаврилович, как ваше состояние? — спросила Ольга у Буянова.

— Всё хорошо. На здоровье не жалуюсь, — ответил комэска, заметив, что Ольга явно не по его душу. — Родин, я отойду… по нужде. Догоняй.

— Понял, — ответил я, и перевёл свой взгляд на Олю.

— Ты как, Серёжа? — спросила она, сложив руки на груди.

— Без замечаний, — сказал я, подойдя чуть ближе к девушке. — Как я понял, не моим здоровьем ты хотела поинтересоваться?

— Вы, товарищ Родин, слишком плохого мнения обо мне, — картинно подняла она нос вверх и мило улыбнулась. — Нам с вами нужно поговорить наедине и в менее людном месте.

— Предлагаете продолжить вечерний сеанс в смотровой? — подмигнул я ей.

— Есть другое место. Намного удобнее, — сказала она и наклонила мою голову к себе. — Модуль напротив санитарного пропускника, второе окно слева, после полуночи, — прошептала она мне на ухо.

При последних словах, она легонько поцеловала меня в щеку и заспешила на «высотку», не оборачиваясь. Кажется, вечер перестает быть томным! А главное, ничто ведь не помешает, поскольку ночью обещают нелётную погоду.

В штабе, как и всегда в последние дни царил хаос. Люди бегали из кабинета в кабинет, со всех сторон строчили какие-то бумаги машинистки, а начальство только и успевало отдавать указания и обустраивать прибывших на аэродром.

У класса постановки задач стоял практически весь лётный состав.

— Командир занят? — спросил Буянов у Гнётова, но тот показал характерным жестом, что сейчас лучше соблюдать тишину.

Из класса, дверь в который была слегка приоткрыта, доносился недовольный голос командира.

— Савелич, ребя, никаких показух. Ты с какого афганского дуба рухнул? — возмущался Томин.

— Валерий Алексеевич, мне уже подсказали из штаба ВВС нашей армии, что прибудет много кто сюда. Нужно показать… — рассказывал замполит Гусько.

— Таак! Ещё раз, ребя, я тебе сказал, пошли они ко всем шайтанам, чертям или ещё дальше. Я своих людей не на показательные вылеты сюда привёл. Можешь им так в политотдел и передать.

— Есть, товарищ командир.

— Заводи сюда всех.

Гусько выглянул в коридор и пригласил всех войти.

— Располагайтесь, — сказал командир, а сам закурил и подошёл к карте. — Хватит уже играть в молчанку и скрывать от вас то… да вы и не бараны. Сами уже всё поняли.

Дверь в кабинет открылась и на пороге показалась небольшая делегация в чистой полевой форме. Сразу видно, что эти ребята не видели службы в условиях Афганистана, а приехали на время.

— Валерий Алексеевич, мы из политотдела штаба округа и нам… — начал говорить высокий подполковник со свисающим пузом.

— У меня идёт совещание. Я ставлю задачу лётному составу. Подождите за дверью или у моего кабинета, — ответил Томин и указал на дверь.

— Командир, это те, о ком я вам говорил, — тихо сказал Гусько, встав со своего места.

— Постановщики, значит? Тем более, подождите.

Гости не собирались сдаваться. Холёный подполковник и вовсе сел за стол.

— Товарищ полковник, у нас указание генерал-майора…

— Да хоть генералиссимуса! Никто мне не может запретить ставить задачу. У людей режим работы, а также предполётный и после полётный режимы. Времени у меня, потом не будет, а для вас найдётся.

— Товарищ полковник, мне кажется, вы не понимаете…

И это было последней каплей для Томина. То, как он в это мгновение сорвался с места, было похоже на прыжок тигра за добычей. Подойдя вплотную к подполковнику, Томин спокойно нагнулся к нему и едва слышно начал говорить. Услышать могли только они вдвоем и сидящие рядом. Я в том числе.

— Оторвал свою задницу и покинул помещение. Командир и старший авиационный начальник на аэродроме я. Извольте подчиняться, товарищ подполковник, — прорычал Томин, и это подействовало на пришедших офицеров.

Не прошло и нескольких секунд, как делегация, всё же, вышла из кабинета.

Странные ребята, если честно. Но больше всего интересует, чего начальство хочет от Томина? Чему он так противится?

— Вернемся к нашему делу, — сказал Валерий Алексеевич и снова встал у карты. — Завтра будет постановка на проведение большой операции в северных провинциях. Мы — основная ударная сила, поэтому слушайте внимательно, что говорят старшие начальники.

Томин показал на карте, где будут происходить основные действия, но в частности не вдавался. О них, видимо, узнаем завтра.

— Так, ну и о хорошем. Капитан Гаврюк, ко мне, — вызвал Валеру командир.

Когда мой командир звена вышел на середину класса, Томин развернул листок, и вытащил из нагрудного кармана небольшую красную коробочку.

— Указом президиума Верховного Совета СССР за храбрость, мужество и самоотверженность, проявленные при исполнении интернационального долга, наградить капитана Гаврюка орденом Красного Знамени.

Заслуженную порцию аплодисментов получил Валера. Сразу же пошли призывы отметить это событие.

— Не торопитесь. Есть ещё один повод. Лейтенант Родин, ко мне.

Неожиданно! А я чем заслужил внимание командира к себе. Подойдя ближе, я уже заметил в руках Томина белую коробочку с удостоверением.

— За умелые, инициативные действия в бою, способствовавшие выполнению боевой задачи, наградить лейтенанта Родина медалью «За боевые заслуги».

Томин прикрепил мне на грудь мою награду, на которой изображены символ наступления — шашка, и символ защиты Отечества — винтовка. Колодка медали необычной расцветки — пятиугольная пластинка, лента серая, шёлковая муаровая с двумя продольными золотистыми полосками по краям.

— Поздравляю! Для лейтенанта очень бодро ты начал службу. Так держать!

Здравствуйте уважаемые читатели. Продолжения будут выходить раз в 3 дня. Хорошего вам выходного!

Глава 17

Командир отправил меня на своё место и ещё раз напомнил всем, за что были вручены награды. Как и обещал мне перед отлётом из Осмона Гнётов, поощрили нас с Валерой за действия по поражению позиций моджахедов во время ночного налёта.

— Не стану скрывать, ребя, приказ двое наших товарищей тогда нарушили. Каковы бы не были их намерения, но поставленные задачи надо выполнять, — стукнул кулаком по столу Томин. — Но, уж если нарушаете, то хотя бы так, как они. С пользой для дела.

Я сидел за столом и рассматривал медаль со скрещенными шпагой и винтовкой. Круто получить ещё одну награду в своей новой жизни. Если оценить мой служебный путь, который в календарном исчислении недотянул ещё и до пяти лет, то иметь на груди орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги» очень даже солидно.

— Какие будут ко мне вопросы? — поинтересовался Томин.

— Товарищ