супругу. В жизни все возможно, и то, что она сидит рядом с мужем в одной ночной сорочке, говорит о многом. Ах, если бы он только прикоснулся к ней. — Давайте попробуем взглянуть на вещи с точки зрения вашей мамы.

— Я бы предпочел этого не делать.

— Вам не понять ее полностью, вы же мужчина. Но я вам помогу, Исайя.

Он выглядел недовольным, но все же не ушел.

— Я самая счастливая женщина на свете. У меня любимый муж, которому я подарила замечательного сына. Я уверена, что она думала именно так, поэтому не стоит хмуриться. В глубине своего сердца вы знаете, что мама вас любила. Проходит время, и вот я уже самая несчастная женщина на свете. Мой муж, мой лучший друг умер. Слава богу, у меня есть его сын, которому я подарю всю свою любовь.

— Так и было. Потому меня едва не убило то, что случилось позже.

— Да, но я и сама едва выжила. Понимаешь, я внезапно осталась совершенно одна в этом мире.

У нас закончились деньги, и не к кому было обратиться. По законам общества мне надо было повторно выйти замуж, и я нашла мужчину, который казался идеальным. Для меня и сына.

— Но оказался совсем не таким.

— Тогда было уже поздно что-то менять. Помнишь, как он был жесток со мной и тобой? К счастью, Всевышний услышал мои молитвы, и муж мой принял решение отослать тебя в Скарсфелд. Один из нас двоих будет в безопасности. Сначала он разрешал мне навещать тебя? Так?

Фелиция посмотрела вопросительно, и он кивнул.

— Ненадолго. Потом все реже и реже, а вскоре она совсем перестала приходить.

— Ты должен знать, я невыносимо страдала из-за этого. — Вообразить себя леди Пенфилд Фелиции было нелегко, но ей удалось, и от полноты чувств на глаза навернулись слезы. — Но к тому времени я была опустошена. Сердце мое исстрадалось, я уже ничего не способна была чувствовать.

— Вы очень точны. Я видел эту опустошенность в ее глазах в тот вечер перед Рождеством.

Удивительно. Воображение Фелиции работало на пределе, как и мысли.

— По прошествии нескольких лет я выносила ребенка, которого он так хотел. Но муж скончался от?…

— Апоплексического удара, как сказал адвокат. За неделю до рождения сестры.

— Да. Не зная, что должна родиться девочка, а не ожидаемый наследник. Хорошо, что он не узнал. После родов я была очень слаба, понимала, что не выживу и не смогу растить мою драгоценную Абигейл, поэтому приняла решение оставить ее с тобой. Не думай, мой милый Исайя, что тогда я была несчастна. Я кое-чему научилась у моих детей — любимого сына и дочурки. Дети мудрее взрослых, они не сожалеют о прошлом, о том, что привело их в этот мир. — По щекам Фелиции текли слезы. Казалось, Джулиет сама руководит ею. — Исайя, поверьте, если бы ваша мама могла говорить с вами, как я сейчас, она бы, прежде всего, сказала, что любила вас.

Он сидел, не произнеся ни слова, и смотрел на пламя в камине. Руки легли на согнутые колени, пальцы сжались в кулаки.

— Я не знаю, — наконец произнес он. — Возможно, все так и было, но мы можем лишь предполагать, это игра. Меня поразила одна высказанная вами мысль: если бы прошлое не было именно таким, в моей жизни не появилась бы Абигейл. Это стоит всех страданий.

— Вот это и будем считать главным.

Исайя медленно повернулся и посмотрел ей в глаза.

— Мне просто необходимо будет оживить побольше приятных воспоминаний, если я хочу смотреть на эту штуку без дрожи.

— Разумеется. — Она должна подарить их. Фелиция огляделась. — Здесь есть какая-то игра? Может, шахматы?

— Может, вы отправитесь в постель? Пол — не лучшее место для ночлега. — Он потянулся, сжал ее руку и неожиданно улыбнулся. — Обещаю, что не отправлю елку на лесопилку, пока вы спите.

Сердце ее зашлось от восторга.

— Вы представляете, что сейчас совершили?

— Дал слово. Не волнуйтесь, рождественская елка останется на месте.

— Но вы улыбнулись, давая слово. И впервые сказали «рождественская елка».

— Должно быть, случайно. — Но почему тогда он до сих пор улыбается?

— Полагаю, у нас получилось.

— Но я не понимаю, что мы создали? Что заменило старое?

— Мы просто поговорили откровенно, по-дружески.

Фелиция понимала, как он страдал, как убедил себя, что никогда не сможет любить, и решила, что сейчас самое время открыть свое сердце, рассказать о своих ожиданиях. Конечно, потребуется время, но она сможет убедить его, что сердце способно любить.

— Итак, шахматы? — спросила она.

— Хорошо, принесу доску. — Исайя поднялся и вышел из комнаты.

Вернулся он с шахматами и с тарелкой, полной булочек.

— Заглянул в кухню. В это время миссис Малдун спит, выпечка не горячая. Но думаю, пригодится, если захочется подкрепиться. Ведь партия может потребовать много сил.

Исайя принялся расставлять фигуры, и Фелиция воспрянула духом. Замечательно и очень важно, что он остался здесь, хотя играть за столом у окна гораздо удобнее.

Он выиграл дважды, и все же Фелиции удалось победить один раз, когда она уже зевала.

— Время позднее, — сказал Исайя. — Пора спать. — Он принялся складывать фигуры.

Верно, пора.

«Надо так и сделать», — думала Фелиция, наблюдая за его движениями. Проблема лишь в том, что им придется расстаться до утра, а она этого не хотела.

Исайя встал и протянул ей руку, на которую она оперлась, стараясь подниматься так медленно, как могла. К счастью, он не отпустил ее, а склонился и поцеловал кончики пальцев.

— Вы говорили об этом ранее, Фелиция, я хотел бы кое-что прояснить.

— Что же?

Он смотрел прямо ей в глаза, без привычной маски суровости он выглядел по-детски беззащитным. Она с трудом преодолела желание обнять мужа и прижаться к его груди. Имеет ли смысл надеяться на нечто большее? Ее сердце билось все сильнее.

— Это связано с тем, что вы говорили о своей роли моей супруги. Я объяснил, что готов сделать все для Абигейл, по этой причине я женился на вас. Вы помните?

— Да, именно поэтому я здесь. Это не секрет для нас обоих.

— Вы назвали меня «дорогой муж».

— Так и есть, вы ведь мне муж. И замечательный, поскольку решили не портить нам Рождество.

— Тогда я был не в себе. Но я хочу сказать, что… сначала, да, так и было, я женился на вас, чтобы защитить сестру. Но вскоре понял, какое сокровище упало в тот день на меня с дерева. Я благодарен судьбе за это. Нет, не то слово, ведь я всегда