почти ничего не помню с вечеринки, потому что там была Пейсли. Мое состояние скорее связано с сегодняшним утром, после того как она вспомнила о поганом намеке Уайетта. Мне до сих пор хочется дать ему за это по морде. Но, к сожалению, я слишком хорошо его знаю. Если бы он не был так пьян, он бы ни за что об этом не заговорил.

Кэмерон фыркает и топчет снег зимним ботинком, давая мне понять, что он очень зол.

– «Бурная вечеринка»? Нокс, черт возьми, ты вообще воспринимаешь свой успех всерьез?

Ответить честно? Нет. Успех интересует моего отца, но не меня. Если бы это зависело от меня, я бы наплевал на славу, изучал бы психологию и катался на сноуборде просто для себя. Но, к сожалению, это уже давно перестало зависеть от меня. Это папина мечта. А после смерти мамы – это единственная мечта, которая у него осталась.

Я вздыхаю, втыкаю доску в снег и щурюсь от солнца, чтобы посмотреть тренеру в лицо.

– Прости, Кэм. Ты знаешь, на что я способен. Сегодняшний результат не повторится.

Он качает головой:

– Мне плевать, сколько ты устраиваешь вечеринок и как сильно напиваешься, Нокс. Меня волнует только то, как ты справляешься с доской. Сегодня у тебя с этим сплошная катастрофа. Сейчас заканчивай, а завтра постарайся выдать то, что я привык от тебя получать.

Я поджимаю губы:

– Понял.

Кэм надувает щеки, потом снова качает головой и вздыхает:

– Я знаю, какой сегодня день, Нокс. На тренировке ты ничего не потерял. Иди и дай волю боли. Ты сильный. Ты знаешь, кто ты, – он улыбается. – Иногда такие дни заставляют нас ненадолго забыться.

Я с дрожью выдыхаю. В моем горле застрял огромный ком, который разрастается и мешает мне дышать. Я не знал, что Кэм знает о сегодняшних поминках.

Я киваю:

– Спасибо.

Кэмерон кладет руку мне на плечо, коротко, но крепко обнимает меня, после чего отворачивается и уходит вверх по трассе. Некоторое время я стою неподвижно, вдыхая прохладный воздух, запах снега. Я смотрю на солнце, которое поднимается далеко над самым высоким горным хребтом, и закрываю глаза. Теплые лучи ложатся на мои щеки, даря мне чувство безопасности и защищенности. И только тогда, когда они растапливают комок в моем горле, я поворачиваюсь и иду к подъемникам. Всю дорогу вниз я чувствую себя как в тумане, с трудом соображаю и попеременно вижу в своем сознании лица мамы и Пейсли. Несколько раз пытаюсь отмахнуться от этих мыслей, но бесполезно.

Пейсли так похожа на мою маму. Вспыльчивый характер, светлые волосы и голубые глаза, железная воля и, прежде всего, амбиции в фигурном катании. Ненавижу, когда ассоциирую ее с мамой, потому что из-за этого я постоянно думаю о ней, и это больно, черт возьми. Это чувство колет мне прямо в сердце, от чего я начинаю тосковать по ней.

Кабинка резко останавливается, и дверь открывается. Задумавшись, я выхожу и прохожу вперед. Я настолько погружен в себя, что даже не замечаю, как ко мне внезапно приближается Харпер. Только когда она останавливается прямо передо мной и здоровается, положив руки мне на бедра и прижавшись своим телом к моему, я обращаю на нее внимание.

Ее появление не особенно поднимает мне настроение. Скорее наоборот. Каждый раз, когда я вспоминаю, что связался с фигуристкой, пусть даже на одну ночь, я снова слышу их. Те самые крики.

Я пытаюсь отстраниться от нее и сделать шаг назад, но у Харпер крепкая хватка. Только когда я убираю ее руки со своих бедер, мне удается освободиться от ее объятий, похожих на удавку.

– Привет, – Харпер улыбается во весь рот, заправляет прядь своих рыжих волос за ухо и так выразительно хлопает накладными ресницами, что я опасаюсь, как бы они не отвалились. – Рада тебя видеть. Я… я звонила тебе.

– Да-а-а… – на самом деле она не просто позвонила мне один раз, а устроила целый телефонный террор. Я знаю, что должен был ей сказать, что наша связь была разовой. Ничего серьезного. Но, честно говоря, я надеялся, что она поймет намек, если я не буду отвечать на звонки.

Я натягиваю извиняющуюся улыбку и чешу затылок:

– Харпер… Насчет нас, в общем… Прости. Правда. Но у нас ничего не получится.

Ой. Я буквально вижу, как сильно задели ее мои слова. Она кривится, как будто я дал ей сильную пощечину.

– Ты воспользовался мной, – говорит она. Я слышу, как она старается говорить спокойно, чтобы сохранить видимость самообладания. – Ради секса.

– Нет, ты… – я замолкаю, потому что, в общем-то, она права. Пусть я не хочу считать себя таким человеком, но я должен признаться себе, что поступил именно так. И мне на это наплевать. Я мог бы конечно обойтись и без секса. Но я был пьян, и она была рядом, а потом… ну, одно вылилось в другое. Сейчас я даже не помню, как прошла ночь. Помню только, что у нас был секс, но каким он был? Понятия не имею. Господи, какой же я ублюдок.

– Да. Воспользовался. Прости, Харпер.

Кожа вокруг ее глаз краснеет. Мне ясно, что она изо всех сил пытается сдержать слезы, чтобы я не видел, как она плачет. Она ненадолго отворачивается и смотрит в другую сторону, вероятно, чтобы собраться с мыслями, а затем снова смотрит на меня.

– И я еще считала, что что-то в тебе разглядела. Я в самом деле верила, что в тебе есть нечто большее, чем то, что говорят о тебе девушки. Очевидно, я ошибалась. Но позволь мне прояснить тебе одну вещь, Нокс, – она подходит на шаг ближе. Когда она заговаривает, ее голос становится угрюмым. – Я ухожу. Ты для меня – история. Но не потому, что ты победил или ранил меня, а потому, что твоя гребаная задница не стоит и секунды моего времени.

Последним изящным жестом она поднимает подбородок, поворачивается и уходит. Некоторое время я смотрю ей вслед. Не то чтобы мне было наплевать на ее чувства. Мы раньше были одной компанией: Ариа, Уайетт, Гвен, Харпер и я. Мы провели полжизни вместе, пока не случилась вся эта история с Арией и Уайеттом. Я знаю, что Харпер сильная. Но где-то под ее твердой раковиной скрывается нежное сердце. К сожалению, я также уверен, что я не тот человек, который должен ее раскрыть. Не тот, для кого это сердце предназначено. Может, она хотела, чтобы я стал тем единственным, но… черт, я же скотина. Сплошное разочарование.