– Ребята от него в восторге, – говорит он. – Особенно Большой По.

– Большой По? – при слове «спонсоры» мне в голову приходят образы солидных мужчин в костюмах. Но при имени «Большой По» представляется скорее очень пухлый футболист из старшей школы. – Мне точно нужно платье, если у гостей имена типа «Большой По»?

Нокс смеется:

– Его зовут не совсем так.

Надо же, неужели?

– Его настоящее имя – доктор Эдвард Хансинг.

– Тогда я бы, конечно, тоже додумалась бы звать его «Большой По», – говорю я.

– Это инсайдерская шутка, – он останавливает машину в переулке у колокольни, где Уильям, судя по всему, ведет оживленную беседу с уличным музыкантом.

– «По» – это от слова «Potato» – «картофель».

– Мне стоит знать, как доктор Эдвард Хансинг стал ассоциироваться с картошкой?

Нокс усмехается:

– Вряд ли.

Мы выходим из машины, и Нокс обходит ее, чтобы подойти ко мне. В свете чугунных фонарей я вижу, как вокруг него кружится снег, одна снежинка падает ему на щеку. Он вытирает ее с лица и одаривает меня улыбкой. Мне хочется протянуть руку и погладить ямочку на его щеке. Эта мысль приводит меня в ужас.

– Нам нужно немного поторопиться, – говорит Нокс, глядя на большие часы на колокольне. – Магазины скоро закроются.

– Но это же чушь, Уильям, – слышим мы голос уличного музыканта, проходя мимо него. – Ты не можешь говорить такое всерьез.

– Это написано в уставе, – упрямо отвечает Уильям. – Это написано в уставе много лет, и много лет уличные музыканты его соблюдают.

– Но я же единственный уличный музыкант в Аспене.

Уильям отчаянно качает головой, а затем замечает нас.

– Нокс, как ты вовремя. Не мог бы ты сказать Вону, что он должен соблюдать устав?

– О чем речь? – спрашивает Нокс.

Музыкант тяжело вздыхает и опирается на футляр гитары.

– Я пел рождественские гимны. Но Уильям считает, что это можно делать только в двадцатых числах декабря. А до этого, – он рисует в воздухе кавычки, – «устав это запрещает».

– Ой, Уилл, – говорит Нокс. – Ты серьезно?

Уильям возмущен:

– Устав…

– Он даже не официальный, – Нокс потирает виски и ненадолго закрывает глаза. – Мы это уже не раз обсуждали. Это просто бумажка, которую ты сам сочинил.

– И жители этого города мне за это очень благодарны!

Что-то я в этом сомневаюсь. И судя по тому, как Нокс улыбается при этих словах Уильяма, я, похоже, права. С извиняющимся видом он обращается к уличному музыканту:

– Играй и дальше рождественские гимны, Вон. Уже середина декабря. Это совершенно нормально.

Уильям, кажется, в ярости. Мне с трудом удается сохранять спокойное выражение лица. Уж слишком смешно, насколько такая мелочь выводит его из себя.

Уильям тычет пальцем сначала в Нокса, а потом в Вона:

– Этот вопрос мы затронем на следующем городском собрании.

Нокс закатывает глаза:

– Как скажешь, Уилл.

Мы идем дальше, и впервые с момента моего приезда в Аспен я знакомлюсь с изысканной стороной этого городка.

– Здесь в основном закупаются туристы, – поясняет Нокс.

Я рассматриваю элегантную одежду в витринах и изумляюсь, когда в поле зрения попадает один дизайнерский бренд за другим.

– Мы не сможем купить здесь платье, – говорю я. – Это слишком дорого!

Он пожимает плечами и машет мне рукой, чтобы я шла за ним через дорогу:

– Считай это рабочей одеждой.

Я следую за ним к бутику, над дверью которого висит стильная табличка с надписью «Валентино»:

– Ага, конечно. Рабочая одежда за тысячу с лишним долларов?

– Тебя успокоит, если я скажу, что папа сможет списать их с налогов?

– Немного.

– Отлично. Тогда идем.

Мы заходим в бутик, и мне вдруг кажется, что я больше не в Аспене. Здесь все выглядит совсем иначе! Ни деревянного пола в рустикальном стиле, ни потрескивающего огня в камине. Будто у города две стороны. И, честно признаться, мне больше нравится зачарованная зимняя Страна чудес с ее милыми кафе, уютными ресторанчиками и украшенными узкими улочками, где все друг друга знают.

Поскольку у нас осталось мало времени, мне приходится искать платье в этом бутике, но я отчаиваюсь уже на первых примерках. Продавщица подбирает для меня разные фасоны и цвета, которые, по ее мнению, подойдут к моим глазам, но ни одно из платьев меня не впечатляет. Не потому, что они некрасивые, а потому, что они мне просто не идут. Версия меня в каком-нибудь из этих дорогих платьев… это просто не я.

Я выхожу из примерочной еще в двух платьях и качаю головой. Продавец-консультант хмурится, но ничего не говорит, забирает одежду из моих рук и спешит прочь.

Вздохнув, Нокс встает с обитого бархатом пуфика, который он занял, войдя в бутик, и с которого так и не вставал.

– Это всего на один вечер, хорошо? После этого можешь сжечь его, если захочешь, мне все равно.

– Я знаю. Просто… – я на мгновение прислоняюсь головой к стене примерочной. – Не знаю. Странно это как-то.

– Понимаю, – по его голосу не скажешь, что он сказал это просто так. Мне кажется, он действительно меня понимает.

– Просто попробуй, ладно? Представь, что это не по-настоящему. Ролевая игра, всего на один вечер.

Я натягиваю на лицо слабую улыбку:

– Хорошо.

В этот момент возвращается продавщица. Из ее хвоста выбилась прядь волос. Когда она протягивает еще одно платье, вид у нее отчаявшийся:

– Это последнее в вашем размере.

С благодарной улыбкой я беру его и ухожу в примерочную. Это черное платье длиной чуть выше колена, ткань украшена бисером и пайетками. Мне нравится V-образный вырез, потому что он подчеркивает мои ключицы, а они, как ни странно, нравятся мне больше всего. Благодаря шелковому подкладу мое тело прикрыто в нужных местах, и я должна признать, что платье мне нравится. С неуверенной улыбкой на губах я выхожу из примерочной.

Нокс поднимает глаза от своего журнала. Я понимаю, что он сглатывает. Его взгляд скользит с моего лица по моему телу, его губы на мгновение приоткрываются, прежде чем он снова берет себя в руки.

– Хорошо, – говорит он медленно, растирая бедра. – Я как раз собирался что-то сказать, но, э-э, прости… ты такая красивая, что я просто забыл.

Моя улыбка становится шире:

– Я его беру.

Некоторое время мы молча идем по улицам Аспена. Я рада, что Нокс несет черную сумку «Валентино», в которой лежит мое новое платье. С ней я бы чувствовала себя неловко, и, думаю, Нокс это понимает.

Мы уже почти прошли дорогие бутики, когда я вижу, как две девушки рядом с Abercrombie & Fitch тычут на нас пальцем и визжат.