Шрифт:
Закладка:
Потом на какое-то время Эрих словно забылся, а когда очнулся, увидел, что мистер Джок достаёт из большой и явно дорогой шкатулки некие аксессуары, о которых Краузе знал не понаслышке. Это был медицинский жгут, ватный клубочек и склянка с прозрачной жидкостью. Далее на свет появилась металлическая блестящая коробочка, открыв которую мистер Джок с невозмутимым видом извлёк из неё содержимое: заряженный шприц с длинной стальной иглой.
С десяток секунд Эрих с идиотской улыбкой наблюдал за этими приготовлениями, пока Лю не взяла его руку и не принялась закатывать рукав рубашки.
— Эй-эй! — предостерегающе воскликнул Краузе, пытаясь высвободить конечность, но мышцы внезапно стали мягкими и безвольными. Тогда он стёр улыбку с лица и с некоторым просветлением в глазах глянул на мистера Джока.
Тот уже стоял рядом с Краузе и обматывал его освобождённое от ткани предплечье жгутом.
— Что за… — попытался запротестовать Эрих, но язык тоже стал капризничать, и фраза получилась почти нечленораздельной.
— Ну, раз вы уже сказали «а», — успокаивающе произнесла мисс Конг, — имеет смысл, видимо, сказать и «бэ»?
Эрих бездумно посмотрел в её раскосые глаза и сдался. Ему стало вдруг так покойно и хорошо.
Мистер Джок тем временем смазал место на внутреннем сгибе локтя Эриха ваткой, намоченной спиртом, и поднёс иглу шприца прямо к вздувшейся под кожей вене.
В этот момент лежащий на диванчике мужчина вдруг шумно завозился, потом перевернулся на другой бок — лицо его выглядело помятым, а в раскрытых спросонья глазах угадывалась муть.
И тем не менее, несмотря на непривычный и неопрятный вид одежды лежащего, Краузе его узнал. Если бы он мог сейчас нормально соображать, то удивлению штатного судмедэксперта не было бы предела, но…
На Краузе с дивана смотрел адвокат муниципального суда Амстердама Симон ван дер Берг.
Мистер Джок тем временем вонзил иглу в вену Эриха и нажал на поршень.
— Ты тоже решил? — с какой-то обречённостью спросил Симон со своего места. — Что ж. Не осуждаю… — Он ещё несколько секунд смотрел осоловелым взглядом на «коллегу» и, так же шумно завозившись, отвернулся обратно к спинке.
Эрих же, наконец с трудом переведя туманный взгляд на свой локоть, вдруг заметил то, чего не рассмотрел раньше. На среднем пальце человека, ставившего ему укол, красовалась массивная литая печатка-перстень, с изображённым на ней черепом с двумя перекрещивающимися костями под ним.
Глава 24
«Зи-Зи»
Амстердам, наши дни
Элис, а за ней и Ганс прошли вдоль решётчатой ограды, обрамляющей фронтон здания клиники, свернули за угол и двинулись теперь вдоль бокового крыла.
Балабанов всё порывался заговорить, как-то успокоить девушку, вернуть обратно в машину. Но Эля двигалась настолько решительно, что Гансик не решался вмешиваться, а просто понуро телепался следом.
— Вот оно, — неожиданно сказала Элис, чуть присела и дотронулась до неприметной створки в непрерывном на первый взгляд металлическом заборе.
Эля сняла с петли висячий незакрытый замок и двинула створку внутрь, открывая проход.
— Если у меня глюки, откуда я знаю про эту дверь? — спросила она у Балабанова и полезла в открывшуюся дыру.
Гансик посмотрел по сторонам — свидетелей преступления поблизости не наблюдалось. Тогда он тоже нырнул в проход.
Когда они оказались на территории клиники, решительность Эли никуда не испарилась. Она целенаправленно отправилась за пристроенный корпус, намереваясь попасть во внутренний дворик.
— Бывает, срабатывает ложная память, — ни к селу ни к городу на ходу заявил Ганс. — Типа дежавю.
Элис смерила его презрительным взглядом, но от комментариев воздержалась.
За время пути до неприметного, с точки зрения Ганса, подъезда в одном из вспомогательных блоков клиники, им встретился только один санитар, толкающий перед собой хозяйственную тележку. Эля с Гансиком немедленно сделали сосредоточенный и деловой вид, пытаясь визуально подтвердить легитимность своего нахождения на территории, но их усилия пропали втуне. Сотрудник не обратил на них никакого внимания, занятый транспортировкой своего груза.
Вскоре парочка юркнула в тот самый подъезд, который привёл их в плохо освещённый подземный коридор. Эля уверенно прошла мимо нескольких закрытых дверей по обе его стороны и остановилась перед искомой: не особо презентабельной и грязноватой.
— Фокус-покус, — сказала она Гансику, повернула ручку и открыла створку: замок оказался не заперт.
Внутри каморки царил полумрак. Эля щёлкнула выключателем, который зажёг единственный маленький светильник под потолком.
— Чего стоишь? — зловещим шёпотом попеняла она Балабанову. — Хочешь, чтобы нас здесь повязали? — Она втянула парня внутрь и прикрыла дверь.
— Что вообще происходит, объясни! — свистящим шёпотом поинтересовался тот.
Каморка была узкая и маленькая, и парочка стояла совсем рядом. Эля прекрасно ощущала волнение Ганса: и по прерывистому дыханию парня, и по растерянно бегающему взгляду.
— Сейчас увидишь! — многозначительно пообещала она, засовывая руку за тёмный стеллаж. — Почему всем в больницах выдают тапочки, ты не знаешь, случайно?
Гансик промычал что-то невразумительное, впрочем, Эля и не ждала ответа.
Она извлекла на свет пару тапочек — тех самых, что она забыла поменять на свои кроссовки, когда они с Младеном возвращались с побега.
— Так что моё сумасшествие откладывается! — выдохнула Элис и почувствовала огромное опустошение и облегчение. Всё же считать себя спятившей — не самое приятное ощущение в жизни.
— Ты уверена? — глупо переспросил Балабанов.
— Более чем! — заверила спутника Эля. — Но факт обнаружения моих больничных тапочек открывает целую гору новых вопросов, которые меня, честно говоря, очень сильно беспокоят.
— Это каких? — спросил Гансик шёпотом, косясь на прикрытую, но незапертую дверь.
— Во-первых, кому и зачем понадобилось устраивать представление с моим якобы ненахождением в клинике? Чистить компьютерный архив, проводить беседу с персоналом — я имею в виду девочку на стойке, подменять заключение чистым белым листом?
— Ну…
— А вкупе с твоими словами, что Шапиро какой-то там проходимец, дело принимает ещё более серьёзный оборот.
— Я, если
