Шрифт:
Закладка:
На площади Ардашев сел на конку Балтийской линии. Всего в столице насчитывалось тридцать линий, пересекающих Санкт-Петербург в разных направлениях и соединяющих между собой не только основные части города, но и окраины с центром. Из-за протяжённости маршрута проезд на этой линии был дороже на одну копейку, чем на других. Место на нижней площадке обходилось пассажиру в шесть копеек, а на верхней (империале) четыре. Разница небольшая, и не стоило мелочиться, Клим уселся на скамью внизу.
В разных частях города, особенно в людных местах, мелькали выкрашенные в красный цвет ящики пожарных звонков, закреплённые на стенах домов. Их количество в Санкт-Петербурге уже приближалось к трём сотням[60]. Попадались омнибусы и стародавние общественные кареты – дилижансы. Они ходили лишь по пяти маршрутам, но всё ещё пользовались популярностью.
Весной, летом и осенью с конно-железной дорогой пытались соперничать лишь паровые катера Финляндского общества, перевозившие в навигацию до пятнадцати миллионов пассажиров. Пароходных линий насчитывалось десять, тогда как у конки их было в три раза больше, и работала она круглый год. Двуконные экипажи стояли на биржах, одноконным там не было места, и они ловили седоков на второстепенных улицах.
Столица, выстроенная на болоте и человеческих костях, иногда казалась Ардашеву мрачной, и старинные каменные особняки напоминали памятники на кладбище. «Да, царь воплотил в жизнь свою мечту, построив в устье Невы современный город, – размышлял Клим. – Раскроенный на широкие прямолинейные проспекты, изрезанный каналами и соединённый мостами, Петербург стал гордостью России. Но сколько сотен тысяч крепостных душ пропало в этом гиблом месте? Кто об этом помнит? Кому нужно было считать всех этих иванов, семёнов, проклов, игнатов? Там, где хоронили, там и строили, невзирая на православные устои. Волновало ли это Петра? Беспокоило ли это Меншикова? Нет!.. В России всегда человеческая жизнь стоила полкопейки. Все правители этой страны решали проблемы государства не за свой счёт, не ценою собственного кошелька и жизни родственников, а посылали на смерть миллионы выходцев из народа, считая, что так всегда было и так будет впредь. Правда, иногда сподабливались награждать некоторых, особо отличившихся храбрецов орденами и медалями имени себя. Одних посмертно, вторых, искалеченных, – ради утешения, а третьих – для дальнейшей службы. Наступит ли такое время, когда государь будет заботиться о каждом подданном, как о своём сыне? Хочется в это верить. Тогда можно и «живот положить» за такого самодержца».
Доехав до пересечения с Адмиралтейской линией, Клим пересел на неё, заплатив за нижнюю площадку пять копеек.
Впереди показалось знакомое трёхэтажное здание университета, и Ардашев, сойдя с вагона, зашагал к нему.
Здание храма науки поражало грандиозностью. Ранее здесь размещались двенадцать коллегий, учреждённых ещё при императоре Александре I, но после их упразднения сюда переехали присутственные места, а во время правления Николая I для них нашли другое место, отдав строения университету. В настоящее время он имел четыре факультета: историко-филологический, физико-математический, юридический и восточных языков. В этом, 1891 году его посещали четыре тысячи студентов. Меньше всего учащихся было на факультете, где учился Ардашев (восточных языков), – сто двенадцать. Сам факультет перевели из Казани вместе с его богатейшей библиотекой.
Университет славился вспомогательными учебными учреждениями. Особенный восторг вызывала библиотека, имевшая огромное количество томов и собраний со всевозможными коллекциями, а химическая лаборатория, располагавшаяся в отдельном здании, считалась одной из лучших в мире. Богом и царём в ней считался профессор и тайный советник[61] Менделеев. Его-то Ардашев и увидел, идя по сводчатому коридору.
– Здравствуйте, Дмитрий Иванович!
– О! Кто к нам пожаловал! Будущий юрист, раскрывший убийство моего английского друга[62]. Как учёба?
– Я перевёлся на факультет восточных языков сразу, как вернулся из Лондона, два года назад.
– Зачем? Вы же подавали большие надежды как юрист?
– Мир хочу посмотреть.
– Стало быть, пойдёте по дипломатической стезе?
– Хотелось бы.
– Что ж, это лучше, чем гоняться за убийцами и разбойниками. А к нам зачем пожаловали?
– Я привёз предписание из полицейского управления Ораниенбаума о проведении химического исследования образцов ткани на предмет наличия или отсутствия в них яда, могущего привести к смерти действительного статского советника Папасова, – пояснил Клим и развернул бумагу, выуженную из кармана.
– Вот оно что! А где сами образцы?
– В этом пакете коробка, а в ней куски тканей.
– Дайте-ка гляну, ага, вижу, вот и печать полицейская, – покрутив свёрток, выговорил Менделеев. – А вы тут при чём?
– Я оказался рядом с трупом и заподозрил неладное.
– Послушайте, господин студент, но химическая экспертиза проводится только на основании постановления судебного следователя, а вы привезли бумагу, подписанную полицмейстером, не так ли?
– Вы правы, Дмитрий Иванович, но никто и не говорит об экспертизе. Речь идёт лишь об исследовании. Если моя гипотеза подтвердится, то я навещу судебного следователя и передам ему ваши результаты. Дальше он уже будет решать, достаточно ли ему вашего заключения, или нужна экспертиза.
– Хорошо. К завтрашнему дню результат будет готов. Подходите к десяти. Исследование проведёт профессор Меншуткин. Николай Александрович у нас лучший специалист по ядам.
– Огромное спасибо, Дмитрий Иванович.
– Рано благодарите, юноша, рано. Вижу, что вас так и тянет к судебному следствию, так зачем же мучить себя? Возвращайтесь на юридический. Вы человек способный, сдадите экстерном экзамены за пропущенные два года – и вперёд! Служите судебным следователем! Сначала, правда, отправят в какую-нибудь Тмутаракань, но потом всё равно выдернут в Москву или Петербург. Таких, как вы, мало. Отыскать убийцу в чужой стране, свободно владея иностранным языком, не каждому дано, уж поверьте. К годам тридцати пяти получите статского советника и станете следователем по важнейшим делам, а там и особо важным![63] В отставку выйдите уже действительным статским. Чем не жизнь?
– Благодарю вас, Дмитрий Иванович, за добрый совет, но я уже всё решил.
– Ладно, – махнул рукой Менделеев, – живите как хотите. Мне пора.
– Честь имею кланяться.
Ардашев вернулся в ту комнату, которую он