Я объявляю импичмент Уоррену Гастингсу, эсквайру, за высокие преступления и проступки.

Я объявляю ему импичмент от имени общин Великобритании… чье парламентское доверие он предал.

Я объявляю ему импичмент от имени народа Индии, чьи законы, права и свободы он ниспроверг, чью собственность он уничтожил, чью страну он привел в запустение и опустошил.

Я объявляю ему импичмент от имени и во имя тех вечных законов справедливости, которые он нарушил.

Я обвиняю его во имя самой человеческой природы, которую он жестоко оскорбляет, ранит и угнетает в обоих полах, в каждом возрасте, звании, положении и условиях жизни.133

С сотней перерывов продолжалось судебное разбирательство: Берк, Фокс, Шеридан и другие рассказывали историю правления Гастингса. Когда стало известно, что в полдень 3 июня Шеридан представит доказательства относительно бегинок Удха, улицы, ведущие к Вестминстер-холлу, с восьми утра были переполнены людьми, многие из которых занимали высокие посты и стремились попасть в зал. Некоторые, у кого были входные билеты, продавали их по пятьдесят гиней (1500 долларов?) за штуку. Шеридан понимал, что от него ждут драматического представления, и он его дал. Он выступал на четырех заседаниях; в последний день (13 июня 1788 года), продержавшись пять часов, он в изнеможении опустился на руки Берка, который заключил его в объятия. Гиббон, находившийся на галерее, назвал Шеридана «хорошим актером» и отметил, как хорошо выглядел оратор, когда историк обратился к нему на следующее утро.134

Эта речь стала кульминацией судебного процесса. Каждое из десятка обвинений требовало расследования; лорды не торопились и, возможно, оттягивали время, чтобы ослабить эффект красноречия и отвлечь интерес к делу на другие события. А они наступили. В октябре 1788 года король Георг сошел с ума, довольно серьезно сошел с ума, утомленный судебным процессом и проступком своего сына. Георг Август Фредерик, принц Уэльский, был толстым, добродушным, щедрым, расточительным и любвеобильным. Он содержал череду любовниц и накапливал долги, которые оплачивал его отец или государство. В 1785 году он в частном порядке женился на миссис Марии Анне Фицгерберт, набожной римской католичке, уже дважды овдовевшей и на шесть лет старше принца. Уиги во главе с Фоксом предложили учредить регентство при принце, который просидел две ночи, ожидая, когда король будет признан недееспособным. Георг III сбивал с толку, устраивая перерывы в ясности, во время которых он говорил о Гаррике и Джонсоне, пел фрагменты Генделя и играл на флейте. В марте 1789 года он пришел в себя, сбросил смирительную рубашку и вернулся к формам правления.

Французская революция стала еще одним развлечением, отвлекающим от судебного процесса. Берк отказался от погони за Гастингсом и бросился на помощь Марии-Антуанетте. Нескромность его речей положила конец остаткам его популярности; он жаловался, что члены парламента ускользают, когда он начинает говорить. Большая часть прессы была настроена к нему враждебно; он обвинял, что 20 000 фунтов стерлингов были потрачены на покупку журналистов для нападок на него и защиты Гастингса; несомненно, на это была потрачена большая часть состояния Гастингса.135 Должно быть, для Берка не стало сюрпризом, когда, наконец, через восемь лет после импичмента Палата лордов оправдала Гастингса (1795). По общему мнению, приговор был справедливым: обвиняемый во многом был виновен, но он спас Индию для Англии и был наказан судебным процессом, который подорвал его здоровье и надежды и оставил его запятнанным в репутации и разоренным в кошельке.

Гастингс пережил всех своих обвинителей. Ост-Индская компания спасла его от банкротства, подарив 90 000 фунтов стерлингов. Он выкупил родовое поместье своей семьи в Дейлсфорде, отреставрировал его и жил в восточной роскоши. В 1813 году, в возрасте восьмидесяти одного года, его попросили дать показания по делам индейцев в Палате общин; его приняли с одобрением и почтением, его заслуги запомнили, а грехи смыло время. Через четыре года он скончался, и от его бурного поколения остался только один — слепой и слабоумный король.

VII. АНГЛИЯ И ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Почти исчерпав себя в войне против Ост-Индской компании, Берк взял на себя роль личного врага Французской революции и в ходе этой новой кампании внес большой вклад в политическую философию.

Он предсказал революцию за двадцать лет до ее наступления. «Под такого крайнего напряжения и отвлечения трудится вся французская финансы, так далеко их расходы превышают их поставки в каждом конкретном случае, что никто… кто рассматривал их дела с любой степени внимания или информации, но должны ежечасно искать некоторые чрезвычайные конвульсии в этой всей системы; последствия которого для Франции, и даже для всей Европы, трудно предположить.»136 В 1773 году он посетил Францию; в Версале он увидел Марию-Антуанетту, тогда дофину; он никогда не забывал это видение юной красоты, счастья и гордости. Он составил благоприятное мнение о французском дворянстве, а еще больше — о французском духовенстве. Его потрясла антикатолическая, а зачастую и антирелигиозная пропаганда философов, и по возвращении в Англию он предостерегал своих соотечественников от атеизма как «самого ужасного и жестокого удара, который можно нанести гражданскому обществу».137

Когда произошла революция, он был встревожен тем, как ее воспринял его друг Фокс, который назвал падение Бастилии «величайшим событием, которое когда-либо происходило в мире, и… самым лучшим».138 Радикальные идеи, проистекавшие из кампаний Уилкса и Общества сторонников Билля о правах, медленно распространялись в Англии. Один малоизвестный писатель в 1761 году предложил коммунизм как лекарство от всех социальных бед, кроме перенаселения, которое, как он опасался, может свести на нет все попытки борьбы с бедностью.139 В 1788 году было создано Общество памяти революции (1688 года), в состав которого входили видные священнослужители и пэры. На своем собрании 4 ноября 1789 года Общество было настолько взволновано выступлением унитарианского проповедника Ричарда Прайса, что направило поздравительный адрес Национальному собранию в Париже, выразив надежду, что «славный пример, поданный во Франции», может «побудить другие нации отстаивать неотъемлемые права человечества».140 Послание было подписано третьим графом Стэнхоупом, президентом общества и шурином Уильяма Питта.

Эта проповедь и