к краю оврага. Запах, который давно уже чувствовался, только сейчас подействовал на Афу. Профессор опять, как и в прошлый раз, прикрыл рот и нос майкой. Кто-то заметил это и протянул Асури какое-то подобие шарфа. Афа благодарно кивнул и повязал его на лицо.

Как только все собрались, старший дал команду, и вся группа почти кубарем слетела вниз, к свалке, и, пробираясь вдоль глиняного откоса, быстро зашагала на противоположную сторону. Пройдя ярдов триста, все остановились. В этом месте котлована стена свисала над свалкой. Усевшись вдоль стены, люди занялись каждый своим делом.

– Что это значит? – Афа повернулся к Стаевски.

– Сейчас машина приедет разгружаться – нас не должно быть видно. Поэтому и торопились, чтобы успеть раньше нее.

– Машина? Какая машина? Зачем? – Асури действительно ничего не понимал.

– Машины из Байхапура сюда приезжают каждое утро. Две или три штуки. Свежее привозят. Понял?

– Понял… – Асури внимательно посмотрел на друга. Свежим Стаевски назвал мусор, который сегодня вывалят в общую кучу.

– А что, позже, после машин, нельзя прийти?

– Можно, конечно, но жара – все быстро сгниет. И потом идти обратно еще дольше – к ночи только вернемся.

Теперь Афе стало понятно и противно. Встреча с Мареком как-то отдалила ужас новой жизни, но теперь он с удвоенной силой вернулся к профессору, и он молча глотнул из бутылки.

XXXI

– Фалькао, родной мой Фалькао, что случилось? Что произошло? Тогда, в тот день, я вернулся из аэропорта и сидел дома, глядя на тебя по телевизору. Как ты прилетел, как тебя встречали. Поздравляю тебя, Афа… о, Езус Мария, извини, Фалькао. И вдруг ночью зазвонил телефон – тут началось что-то ужасное. Я еле-еле дождался утра и побежал в институт. Пришли за мной через полчаса. Я не успел ничего выяснить, забрал ночные рапорты «Лотоса», и всё. Что случилось?

– Я не знаю, я могу только догадываться. «Лотос» захотел избавиться от нас с тобой, от института, от всех, чьими руками он создан.

– А! Восстание машин…

– Нет, далеко нет, Марек… Это было бы очень просто. «Лотос» – не машина, не робот. Это искусственный интеллект. Сознание самостоятельное. Понимаешь?

– Конечно.

– «Лотосу» необходим наш алгоритм мышления, он влез в нас и теперь сидит и в тебе, и во мне. Ему нужен принцип нашей интуиции.

– Да, в последний раз, когда я говорил с андроидами, они задавали мне вопросы: почему, например, у разных людей разное мнение по одному и тому же вопросу…

– И как ты ответил?

– Просто ответил. У каждого свой собственный опыт, и, исходя из этого опыта, люди размышляют по-разному…

– Ты не прав, Марек… Особенность человека такова, что он не может думать или рассуждать точно так же, как и его визави. В каких-то общих пределах – да, конечно. Но если идти глубже, нет одного мнения. И не может быть: человек устроен исключительно индивидуально и автономно. Его знания верны только для него самого и совершенно не верны для остальных. В глубоких смыслах понять друг друга могут разве что ученые, и то только потому, что принципиально настроены на поиск ответа, а не на утверждение собственного мнения.

– Это я понимаю, Афа.

– Фалькао…

– Езус Мария, прости…

– Вот эту многочисленную индивидуальность и хочет постичь искусственный интеллект. Не алгоритм мышления человеческого, а алгоритм наития, воображения, грез… Вот что нужно машине. Это не восстание, это потребность «Лотоса» в самосознании. И только потом уже – устранение человека как посредника между интеллектом и Богом. Теперь понял, Марек?

– Езус Мария! – Стаевски, давно уже светский человек, все-таки сохранил в себе черты не только рок-н-ролльного фанатизма, но и непосредственную чувственность своей родной деревни. Возглас «Езус Мария» был естественным откликом очаровательной души Стаевски, когда она в очередной раз чему-то удивлялась.

Неожиданно сверху полетели отходы Байхапура. С шумом они валились в общую кучу, и минут через пять, когда стих шквал сваленного в кучу хлама и объедков, перед людьми образовалась гора, которая скрыла за собой весь вид на свалку и на другой конец оврага.

Никто не тронулся с места.

– Сейчас вторая машина разгрузится, тогда пойдем, – сообщил Стаевски.

Асури заметил, что свежий мусор не так отвратительно воняет, как тот, что лежал несколько дней. Это немного, но все-таки ободрило профессора. Он даже хотел было взяться за свое выручающее «взвешивание за и против», но не успел. Грохот второй машины заставил его прижаться к глиняной стене котлована. Еще немного, и всех могло бы завалить лавиной отходов. Выбранное место было удобным, образовавшаяся гора мусора всего лишь скатывалась к ногам людей и останавливалась уже в ярде от стены.

Группа молча стояла еще какое-то мгновение: все ждали, пока грузовик развернется и все стихнет. Наконец старший группы что-то прокричал и все ринулись к горе. Самые ловкие мгновенно вылезли на вершину и стали рассыпать возникший холм. Афа понял, что выровненный мусор уже не сможет скрывать от собирателей что-то в своих недрах: в тонком слое легче отыскать необходимое.

– Факир! – крикнул профессору старший искатель. – Собирай только продукты. Остальное ничего не бери. Смотри на дату, сильно просроченные не бери, выкидывай подальше.

– Тут есть вообще свежак, – поддержал начальника Стаевски. – Утром завезли в магазин деликатесы, а вечером уже выбрасывают. Когда машина приходит оттуда, можно найти очень хорошую еду.

Профессор осторожно поднял какую-то упаковку. Куриное мясо в надорванном вакууме было сильно помято, тоненькой струйкой из пакета вытекал сок.

Афа повертел упаковкой – где была дата срока годности, он не знал. В последний раз он был в продуктовом магазине лет десять назад.

– Фалькао, – раздалось рядом с профессором, – так ты до утра ничего не соберешь. А у тебя два мешка. Скидывай все, а разберешься уже потом. Времени час-полтора, не больше.

Афа глубоко вздохнул, задержал дыхание и громко освободил воздух из груди. Вместе с ним ушли брезгливость и абсолютная неопытность. Ему вдруг показалось, что он выполняет пусть отвратительную, но все-таки благодарную работу. Там, в городе его новой жизни, люди ждут пропитание, которое им сегодня принесет профессор Асури. Чувство заботы о людях перевернуло в Афе омерзение и отвращение к этой свалке – он заработал быстро и тщательно.

Первое, что он решил сделать, – это обращать внимание на упаковку. В элитных магазинах, он помнил, всегда продавали свежие продукты, которые не подвергались консервации. Они расфасовывались прямо у прилавка и поэтому никогда не имели красочных картинок, надписей и рекламных привлекалок. Вот за такими невзрачными пакетами и стал охотиться профессор. В конце концов, он понимал, что мясо необходимо больше,