– Не надо этого больше делать, Фалькао…

– Почему? – Афа удивился.

– Зубы портятся, факир. – Мэле засмеялся, и все подхватили его веселье. – Но пряники можно. Даже нужно… Спокойной ночи.

Мэле вышел, кто-то поднялся с лежанки и потушил фитилек, горящий над потолком изорванного шатра.

Одновременно стало темно и тихо. Афа повалился на свою лежанку и ударился обо что-то угловатое и твердое. Это был рюкзак. Засунув руку внутрь, профессор ощупал все его содержимое. Складывалось впечатление, что в рюкзак даже никто не заглядывал. Опустив мешок на землю, Афа лег. Лежанка была перебрана чьей-то заботливой или умелой рукой. Асури улыбнулся в знак благодарности неизвестному постельничему и выдавил из себя в темноту шатра:

– Это я мясо такое собирал…

– А то мы не знали, факир. – В ядовитом ответе Афа узнал голос Марка Стаевски.

Солнце еще раз двадцать всходило над городом Человека-14 и столько же раз утопало в океане, рисуя на воде дорожки. И только на двадцать первый восход Афа получил выходной. Одиннадцать человек поднялись и ушли без него. Профессор проспал и восход, и даже настоящее утро. Он отдыхал.

За эти дни многое изменилось в жизни Асури. Прежде всего, он понял, какие продукты необходимы для кухни. Как только отъезжал второй самосвал, Афа орудовал уже двумя палками, сразу стаскивая к ногам нужные продукты. Сообразив, что мало кто придает значение замороженным овощам, а их как раз было в избытке, профессор набирал за каких-нибудь полчаса, не больше, два мешка здорового продукта и спешил домой. Старший бригады не препятствовал такой прыти, Афа же успевал вдоволь наплаваться в океане и даже немного пройтись по побережью. Он знал, что в скором времени ему предстоит самостоятельно построить себе лачугу и жить уже как настоящий гражданин побережья. Прогулки носили практический характер, Асури искал место будущего жилья. Так он узнал, что через минут десять-пятнадцать неторопливой ходьбы от его шатра начинаются «виллы» старожилов. Возле некоторых палаток-шалашей бегали дети, попавшие сюда по вине своих матерей. Гуманный Байхапур решил не разлучать родителей и детей. Старшему было не более семи лет. Маленький человечек, не помнящий другой цивилизации, играл перед своим домом, складывая камешки в одну высокую башню. Афа смотрел на него и думал, что уж ему, наверное, никто и никогда не расскажет о грехопадении и о смирении перед карой небесной.

Профессор Стаевски, отработав на свалке положенный месяц, нашел себе иное применение. Когда пришел черед смены деятельности, он подробно поговорил с Варгасом. Он был очень лоялен к специалистам и беспощаден к тем, кто не мог или не хотел качественно работать. Рассказывали, что однажды вождь не выдержал и выгнал человека из поселения. Никто не заступился: мир жесткий на этом побережье.

Старик Стаевски сообщил Варгасу, что в прошлом был краснодеревщиком и даже держал маленькую мастерскую. Много подзабыл, но готов трудиться, были бы инструменты. Варгас отвел Стаевски к какому-то шатру-развалюхе, приподнял край тряпки, и перед стариком предстали многочисленные части каких-то механизмов. Прозорливый Варгас знал, что придет время и появится человек, который найдет применение всему этому хламу. Все, что отыскивали добытчики, складывалось под самодельный тент. Теперь Стаевски предстояло разобраться во всем этом, привести в порядок. Обрадованный ученый азартно принялся осваиваться, и уже дня через два он потребовал снарядить бригаду из трех-четырех человек и вместе с ними отправился на поиски новых инструментов и материалов.

Все, что знал Стаевски о работе краснодеревщика, было связано с воспоминаниями о своем деде в деревне, куда маленький Марек приезжал на каникулы, где помогал по мере своей возможности. Прошло шестьдесят лет, прежде чем старику-ученому пригодились наблюдения за работой своего деда. В поселении никто не понимал в столярном деле, потому уличить Марка было невозможно. Он не покладая рук чинил стулья, столы и другую деревянную утварь. Если не получалось красиво или вообще хоть как-то, Стаевски невозмутимо ссылался на отсутствие качественного материала или инструмента. Иногда он даже становился в позу обиженного и кричал на весь городок, если ему делали замечание. Неумелость с лихвой заменялась азартом и круглосуточной неутомимостью. Варгасу, который время от времени наблюдал за Стаевски, все нравилось, хотя он и понимал, что руками в своей жизни профессор работал маловато. Заказы старику только прибавлялись. И действительно, теперь большинство стульев в городке не шатались, не разваливались столы. Мало того, дома стали поинтереснее. На одном из шалашей даже появился флагшток, и теперь над городом возвышался стяг, пестротой своей напоминающий флаг Сейшельских островов. Почет Стаевски был обеспечен.

Афа давно уже привык не размышлять ни о чем: все было решено за него. Утро начиналось затемно, весь день он собирал продукты пропитания, вечером – океан и сон. Сегодня же пришлось остановиться в своей заведенности – целые сутки можно ничего не делать. Пройдясь немного по побережью до мастерской Стаевски, он с удовольствием выпил со стариком чашку кофе, поболтал и поцокал языком, когда ученый муж пожаловался на отсутствие хорошего топора, рубанка и много еще чего. В какой-то момент Афа сообразил, что Стаевски действительно расстроен и даже негодует на нехватку инструментов. Словно приобретение их – дело совсем плевое и просто нет никому до этого дела. Сегодня его недовольство дошло до своего пика – он собрался на свалку, чтобы попытаться отыскать все-таки самое необходимое.

– Опоздал уже, Марек, поздновато спохватился, – отчеканил Афа.

Стаевски посмотрел на солнце. Действительно, уже проступала жара, и идти несколько часов по такому пеклу расхотелось.

– Завтра с вами пойду, – решил Стаевски и принялся очищать от коры ветки кетапанга. Если к ним приспособить тряпки, получится отменный шезлонг – прочный и легкий. Конструкцию он уже продумал, дело за малым.

– А ты чем будешь заниматься, факир? – Стаевски уже демонстративно называл Афу именем, приклеившимся с легкой руки вождя.

– Пойду проведаю свою ночлежку. Скучаю по ней.

Коллеги пожали друг другу руки, и Афа ушел. Он действительно собирался наведаться к своему камню. Время в поселении текло особым образом, Афа то пропускал дни в своем сознании, то, наоборот, нетерпеливо ждал, когда наступит вечер и можно будет забыться до утра. Камень же для Асури был особенным: время на нем не чувствовалось и можно было подробно прожить свое путешествие по подсознанию, не страшась наступления ночи.

Профессор быстро взобрался на холм и зашагал по тропе к своему камню…

Прежнее жилище Афы было ровно таким, каким он оставил его три недели назад. Саквояж, Hennessy, камень – все было на месте. Опавшие листья плавали на поверхности колодца, Асури заботливо очистил воду.