Я хочу ударить его по руке, но боюсь промахнуться и опрокинуть ему на колени жидкость (предположительно цвета фуксии), поэтому держу руки при себе.

После того как мы доедаем гранатовый суп, Натаниэль возвращается с последним блюдом.

– Это вишневые трюфели из темного шоколада ручной работы. – Он делает паузу. – Мы всегда советуем парам угощать ими друг друга.

– О, мы не пара, – говорю я.

– Без этого опыт не будет полным.

– Мы должны делать то, что он говорит, – настаивает Доминик, а затем повышает голос, чтобы диктофон уловил слова: – Эта запись свидетельствует о том, что Шай Голдстайн не хотела, чтобы я дотрагивался до ее рта.

– Ничего не имею против твоих рук. В моем рту бывали вещи и похуже, – ласково говорю я.

– Слишком пикантно для общественного радио, – говорит Доминик, щелкая языком.

– Шай, не стесняйтесь, – говорит Натаниэль, пытаясь сдержать смех.

Я вожу рукой по столу, пока не нахожу трюфель. Хватит на один укус, но наверняка он чертовски насыщенный по вкусу.

– Самолет готовится к посадке, – говорю я, поднося трюфель туда, где, как я полагаю, находится рот Доминика.

– О да, нет ничего романтичнее, чем фантазии о том, как кормишь привередливого ребенка, – говорит он. Я, видимо, врезаюсь шоколадом в щеку, потому что он добавляет: – Посадочная полоса немного левее.

Я осторожно маневрирую вдоль щетинистой щеки по направлению к его рту. Нашла. Он приоткрывает губы, чтобы сделать небольшой укус. Его зубы царапают мои пальцы, и, о господи, такого чувства во время обеда я еще никогда не испытывала. На контрасте с жесткой щекой его губы такие нежные – я чувствую, как шоколад тает у меня на пальцах.

– Прости, – говорит он колючим голосом, от которого моя рука дрожит у его рта, а сердце совершает нечто аналогичное в грудной клетке. – Господи, это восхитительно.

Он еще раз тянется за шоколадом, и его язык касается кончиков моих пальцев. Дыши. Ты сможешь. Ты сможешь покормить Доминика Юна трюфелями, не грохнувшись в обморок.

Только вот всякий раз, когда мы взаимодействуем, я вновь представляю нас у той стены – то, как он наклоняется ближе и ближе, пока между нашими телами не остается никакой дистанции. То, как он множеством различных способов использует свой язык и зубы и лакомится девушкой так же, как этим кусочком шоколада.

Я надеюсь, Натаниэль понимает, что это место опасно. Мы сидим в темном ресторане, созданном для того, чтобы люди мучили друг друга, но такова наша работа. И подобные чувства с моей стороны непрофессиональны.

Наконец настает его черед – э-э-э – покормить меня. Наверняка это не будет так же неловко, как ощущение его зубов на моей коже, но он достигает моего закрытого рта за секунду до готовности и до того, как я успела осмыслить все, что происходит. Он раздвигает мои губы одним нежным движением пальцев, а затем просовывает туда кусочек самого декадентского шоколада, что я когда-либо пробовала.

– Нравится? – спрашивает Доминик. Внезапно он звучит гораздо ближе, чем просто напротив.

Нет. Этот трюфель абсолютно непристойный. Меня настораживает то, как мои зубы царапают его пальцы. Настораживает сладость шоколада и соль его кожи. Настораживает то, что мне приходится сжать бедра, лишь бы обезопасить себя от чувства, которое зарождается между ними и требует высвобождения.

Это не эротическая прелюдия. Это работа.

Может быть, мы и морочим головы своим слушателям, но теперь темнота и близость морочат голову мне, превращая раздражение в какое-то сумасшедшее влечение к нему.

– Очень, – выдавливаю я, и меня настораживает то, как после этого я до конца недели безумно хочу шоколада.

Твиттер

Сафрон Шоу (✓) @saff_shaw

хорошей всем пятницы, дорогие!!! сегодня в #сафрек – подкаст под названием @TheExTalk

пока что вышло только несколько выпусков, но ведущие такие очаровательные и НАСТОЯЩИЕ! послушаем-ка их, чтобы они записали еще, ага? ☮

Ответы: 247 Ретвиты: 9,2К Лайки: 16К