Когда мы залезаем внутрь, водитель подтверждает адрес, а затем возвращается к пылкому футбольному спору с человеком, чей голос звучит в беспроводных наушниках. Пульсация – сводящая с ума, настойчивая – отбивает азбуку Морзе у меня в голове. Я протяжно выдыхаю, расслабившись в сиденье, и на мгновение закрываю глаза.

– Приятно пахнешь, – говорит Доминик, и я распахиваю глаза.

– Я, э, приняла ванну. Наверное, запах лавандовой пены.

– Когда мы чатились?

– Угу, – выдавливаю я. Ну все, сегодня я не засну. – Обычный разгульный вечер понедельника. Отрываюсь прям как ты, решивший пить в одиночестве.

– Я уже сказал тебе «спасибо»?

– Не-а.

– Спасибо, – говорит он с нажимом, немного приходя в себя – во всяком случае, возвращаясь к искреннему Доминику. К тому Доминику, который пару раз появлялся с тех пор, как мы начали всю эту шараду. – Серьезно. Я бы наверняка сам нашел дорогу домой, но завтра не умру от похмелья благодаря тебе.

– Пожалуйста. Это я посоветовала тебе развеяться, так что… В этом есть моя вина.

– Ну да, но ведь это я решил бахнуть пару ягербомб.

Когда фонарь выхватывает его лицо, свет задерживается на линии подбородка, изгибе рта. Есть что-то непристойное в том, что он так хорошо выглядит, даже когда пьян. Даже – и особенно – со взлохмаченными волосами. Мне нравится помятый Доминик, Доминик, который в буквальном смысле менее застегнут, чем на работе.

– Надеюсь, не помешала тебе взять чей-нибудь номер. – Вот же черт. Ненавижу себя в момент, когда произношу это. Зачем зачем зачем зачем зачем.

Он поднимает бровь.

– Не помешала. У меня уже очень давно никого не было.

– Твои последние отношения закончились год назад? – спрашиваю я, и он кивает. – Мои примерно тогда же.

Очень давно никого не было. Что это значит? Что он ни с кем не спал после расставания с Миа? Или что ни с кем не встречался? Конечно, такая вероятность вполне есть. Может быть, он не из тех, кто предпочитает секс на одну ночь. Случайные связи не для меня, так как я быстро привязываюсь к человеку – урок, который я усвоила, когда мне было двадцать с небольшим. А он как раз в этом возрасте.

– Ты вообще ни с кем не встречалась? – спрашивает он.

– У меня перерыв от дейтинг-приложений. – Я пялюсь на пол и вдруг понимаю, что в спешке надела туфли из разных пар – черную и коричневую. Господи, кто бы говорил о помятости. – А тем временем… всегда есть ящик с игрушками. Никогда меня не подставляет и не назначает бранчей на утро.

– Целый ящик?

Все, завязываю с алкоголем. Доминик решит, что у меня прикроватный столик ломится от дилдо.

Я украдкой смотрю на переднее сиденье, чтобы убедиться, что водитель все еще занят звонком.

– Ну, пол-ящика. – Я ведь правда все еще навеселе, да? Или просто подхватила опьянение от него. Наверное, этим и объясняется то, почему я так с ним разговариваю.

– Ты бы могла кого-нибудь найти, если бы захотела. – Он лениво поворачивает голову в мою сторону, взгляд прикрыт ресницами. – Я имею в виду, партнера не на батарейках. Ты ничего.

Он впервые делает мне открытый комплимент, и я понятия не имею, что это значит. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке? Даже если это так, меня не должно волновать то, что Доминик считает, будто я «ничего». Я действительно «ничего». Он просто констатирует факт.

Разумеется, я не буду ему говорить, что найти – не проблема; проблема – не испугать, когда я неизбежно влюблюсь в мужчину быстрее, чем он в меня.

– А я думала, я «классная», – говорю я, пытаясь излучать крутизну, которую совсем не ощущаю. Равнодушие. Невозмутимость. Я Мэрил Стрип в роли Маргарет Тэтчер! Я Мэрил Стрип в том фильме про монашек. Мой взгляд опускается на его рот, ямку в основании горла, треугольник кожи, обнаженный расстегнутыми пуговицами, и любой намек на крутизну исчезает. Я Мэрил Стрип в «Mamma Mia! 2».

– И это тоже.

– И вновь Пьяный Доминик куда веселее, чем Трезвый.

– Трезвый Доминик передает тебе, что с ним тоже весело, но он слишком занят тем, что осуждающе качает головой при виде Пьяного.

Я все еще смеюсь, а сердце до сих пор бешено колотится, когда машина останавливается. Бар был не очень далеко от его дома в центре города, но поездка, как ни странно, показалась мне даже короче.

– Мне нравится этот район, – говорю я, когда мы выбираемся из машины и я ставлю Джулиусу пять звезд. Воздух – желанная передышка после жары на заднем сиденье.

Он пожимает плечами.

– Не так уж здесь и круто. Не приукрашивай. Я выбрал это место, потому что оно близко к работе.

Каждый шаг тяжелее предыдущего. Я просто доведу его до двери. Разумеется, я не собираюсь затаскивать его внутрь. На вид он уже гораздо более адекватный, чем в баре. Все еще пьяный, но без проблем может войти в здание так, чтобы я не беспокоилась за его здоровье.

– Спасибо, – говорит он, когда мы подходим к крыльцу здания – более нового, но выглядящего абсолютно так же, как другие здания на этой улице. Он принимает свою фирменную позу, прислонившись к двери. И почему-то меня это не задевает так, как обычно. – Еще раз. Уверен, что смог бы нормально добраться домой, но приятно знать, что тебе… не все равно.

Эта фраза оседает у меня в сердце так, как я совсем не ожидала.

– Ну конечно же мне не все равно. – Я переношу вес с одной ноги на другую, пробегаюсь рукой по лямке сумки. – То, что мы расстались, вовсе не значит, что мне все равно. Я забочусь обо всех своих бывших.

В ответ на это я получаю полуулыбку. Ему нравится, что я подыгрываю. Он тянется за своими ключами – по крайней мере, так мне кажется, пока вместо этого его рука не приземляется на мое запястье. Клянусь, это происходит в замедленном движении: он оттягивает резинку для волос, которую я обмотала вокруг запястья, и отпускает.

Боль от щипка тут же пропадает, но по телу проходит чудовищная рябь. Я бы целиком замотала руки резинками, если бы это гарантировало, что он сделает это снова.

Когда он говорит, его голос ниже обычного.

– Мне нравится, когда ты распускаешь их, – говорит он, и я инстинктивно хватаюсь за волосы. Я так торопилась, что совсем забыла собрать их в пучок. – Знаю, ты все время носишь хвост, и он мне тоже нравится, но вот так… так мне нравится гораздо больше.

– Они очень грубые, – говорю я, изумившись тому, что вообще способна издавать звуки. – Все никак не могут решить, виться им или быть прямыми. Поэтому я ношу хвост.

Он скользит рукой по моим волосам, и о боже. Я придвигаюсь ближе, а его пальцы теряются в моих путаных, не то вьющихся, не то прямых волосах, поглаживая кожу головы. Я вдыхаю его землистый, пьянящий запах. Господи, давно меня уже так никто не трогал, пускай это, наверное, и не считается, учитывая, что он мой соведущий / псевдобывший / потенциальный друг. И он пьян. Может быть, с Трезвым Домиником и весело, но этого он в жизни не сделает.