На Иванов день мы опять перебираемся на папин остров. Мальчишек там не так уж много. Однако Ольга в больших солнечных очках и широкополой шляпе, которую она заказала по почте из Парижа, истратив при этом все сэкономленные за несколько месяцев карманные деньги, бродит по окрестностям, несмотря на сильный встречный ветер. В томлении вглядывается сестра моя в дальние берега вместе с лундеманновскими овцами. Теми, что рождены с черными чулками и напоминают сосланных сюда танцовщиц la belle epoque[62]. Вместе они могут часами глядеть на берег, в то время как Игорь пытается снискать расположение почти совсем взрослой козочки. А ведь поначалу он ни в какую не хотел уезжать с нами на каникулы. Он выл, скулил, пытался сбежать обратно к Вариньке, но она из-за закрытой двери громко оповестила его, что остается дома, потому как – чйорт васьми, черт возьми — ей нужно хотя бы месячишко отдохнуть от всех нас. И баста.

Игоря пришлось взять на поводок, и только тогда он сдался. Но по прошествии пары дней пес осознал, в чем соль пребывания в незнакомой местности, где можно пальтировать по-новому, да еще и на природе.

Ближе к вечеру я вижу, как Ольга бегает среди скал за унесенной ветром шляпой. Вот-вот она поймает ее. Но нет, шляпа, а она из Парижа, всегда оказывается на шаг впереди.

В какой-то момент Ольга смягчает для себя правила поведения femme fatale[63]. А именно – когда утверждает, что Игорь опять пустил шептуна.

– Фу ты, черт! – кричит она и стаскивает пса с постели.

– Да нет же, Ольга, – возражаю я. – Это не он, а ты.

Уж мне-то ее шептуны отлично известны, я ведь под них каждый вечер засыпаю. Прямо под газовую атаку.

По возвращении в августе домой, на Палермскую, мы для Игоря больше не указ. Первые несколько месяцев он ни на шаг не отходит от Вариньки. Филиппа же неустанно собирает с его шкуры блох для исследований. Она может часами разглядывать в микроскоп их волосатые ножки и монструозные головки. Но и Филиппа тоже любит Игоря. Когда ниспадает ночная мгла, он часто ложится спать у нее. Пес поумнел и знает, какая из овечек больше всего нуждается в заботе. Впрочем, он и сам побаивается темноты. Но еще до нашего утреннего пробуждения Игорь прокрадывается по лестнице вниз и укладывается перед Варинькиной дверью, теша себя надеждой, что она сегодня будет в настроении и откроет ему.

Прямо сейчас Варинька совершенно не в настроении. Потому как в очередной раз травмировалась. А ведь мать моя предупреждала ее. Но, как обычно, речь ее была обращена к глухой.

В ветреную погоду бабушка шла под высокими строительными лесами, и кто-то с высоты шестого этажа умудрился выронить железное ведерко с известковым раствором, которое просвистело в миллиметре от ее виска. И просто чудо, что Варинька отделалась лишь растяжением правой руки. Ведро лишь слегка коснулось ее и с грохотом приземлилось на тротуар рядом.

– Чудо?! Да ерунда. Пошли они все в жопу!

Тем же вечером, как всегда по пятницам, Варинька принимает гостей. Да, после смерти деда бабушка снова стала приглашать Сергея, Ивонну и Ивана. Но перед этим надо затариться. В том числе и горячительным запастись.

– Пойдем, Эстер! Поможешь мне с бутылками.

Варинька идет с рукой на перевязи, позади, в метре от нее, следует верный, как тень, Игорь. Начинаем мы с винного магазинчика и выходим оттуда с тяжеленными сумками.

Потом заглядываем в лавку Мясниковой Лили. Сегодня всех ждет объедаловка. Варинька собирается приготовить для гостей жаркое из говядины, и отец Лили выбирает для нее самый сочный кусок мяса из имеющихся. Так что вечером на ужин будут не только привычные утки из парка, которым Варинька сама сворачивает шею.

Игорь тоже рад до безобразия, ведь у Лили в кармане всегда есть свиные шкварки, которыми она щедро делится с псом.

На обратном пути надо еще заскочить в бакалейную лавку на углу. Когда мы входим, разговоры сразу затихают. Варинька с ходу предъявляет претензии по поводу убогого ассортимента. На всякий пожарный. Всё и вся в этом магазинчике продается с истекшим сроком годности.

– В среду мне всучили хлеб с плесенью. Как так?

– Хлеб вообще-то был свежей выпечки. – Глаза у бакалейщика начинают трусливо бегать, хотя он чуть ли не вдвое выше Вариньки. Он даже не решается сказать, что вход в магазин с собаками воспрещен.

– Свежей выпечки? Ха! Какайа лош!

– Через час нам подвезут свежие товары. И я лично могу доставить на Палермскую вкуснейшие булочки с маком, если, конечно, вам удобно… – предлагает бакалейщик и поглаживает Игоря.

Варинька одаряет его знаменитым пеликаньим взглядом:

– Дубина!

Чем больше бакалейщик пытается умаслить Вариньку, тем хуже для него. Самое бессмысленное – это лебезить и раболепствовать перед нею. Мне так жаль этого здоровенного мужика, когда Варинька разносит его на чем свет стоит. Поэтому я улыбаюсь ему из-за ее плеча, и он хоть немного успокаивается.

Если Ольга отправляется за покупками с нами, она берет с собой свою сумку – наверное, хочет показать, что не имеет к нам никакого отношения. Потом она усаживается на тротуар, подложив под себя пальто и, склонив голову, просит милостыню. Иной раз Ольга заходит с козыря, исполняя Erbarme Dich, mein Gott[64] Баха con dolore[65] и с дополнительным вибрато. Игорь тем временем разражается душераздирающим воем. Летящим в шляпу монетам несть числа.

– Хотела попробовать, каково это – быть цыганкой, – говорит Ольга и забирает все мои лакричные конфеты.

Вечером появляются Ивонна, Сергей и Иван, треплют нас, девочек, по щекам. В прихожей повисают тяжелый запах одеколона и неподдающиеся нашим языкам согласные, а нам достаются в подарок конфеты «Белочка» и мягкое пралине с жареным фундуком.

Затем Варинька ссылает нас на верхний этаж, а сама пьет с гостями армянский коньяк и купается в русской речи. Иной раз, похоже, у них там, внизу, чуть до драки не доходит. Однако обычно все кончается словесной перепалкой: наверное, русский просто чрезвычайно годен для драмы.

– Сергей к Вариньке неровно дышит, – полагает Ольга.

Но нет, эта дверь заперта навсегда.

– Что с мужиков возьмешь? Одно сплошное бошедурйе, – зевая, говорит Варинька.

Может, она имеет в виду тех, кто заказывает большую порцию водки и спешит выдвинуть из-под барной стойки стул для нее? Чтобы подготовить почву для минета, который, как они рассчитывают, воспоследует благодаря их ухажерской тактике? Тех, что не в силах открыть даже самое простое