Шрифт:
Закладка:
Решающим фактором, полагаю, стала моя дружба с Джеком Смитом, который оставил работу в Отделе текущей разведки УСС уже после моего ухода оттуда. Он было вернулся к работе преподавателя, но вскоре понял, что соблазн государственной службы и участия в международных делах слишком велик. В 1949 году он возглавлял отдел текущей разведки в УДО и однажды — встретив меня в каком-то магазин, — все-таки склонил пойти работать в его отдел, который тогда медленно, но неуклонно расширялся. Джек устроил мне встречу с одним из самых профессиональных разведчиков — Людвеллом Монтегю, который в чине полковника подвизался во время войны в Объединенном разведывательном комитете на ниве координации разведывательной работы различных ведомств. Он был убежденным сторонником идеи независимого гражданского разведывательного управления, координирующего деятельность агентств военных служб и Госдепартамента и обогащающего ее посредством введения более научных методов работы. Хотя знакомство мое с ним во время войны было довольно шапочным, у нас был общий опыт, да и многие из наших интересов совпадали. В ЦРУ тех дней не так уж много было людей, под чьим началом я хотел бы работать, а вот к Монтегю я испытывал большое уважение — за прямоту его интеллекта, за искусство аналитика и за то, что он бился над вопросом, как усовершенствовать механизм принятия решений общегосударственного значения.
Большая часть УДО была (зеркально отражая структуру Госдепартамента) организована по региональному принципу, Главой УДО был Теодор Бэббит, человек дружелюбный, все пытавшийся как-то умиротворить и Госдепартамент, и военное ведомство, и ВМС, и ВВС, но редко одерживавший победы в бюрократических баталиях. Когда дело касалось подготовки национальных оценок для СНБ, Бэббит целиком полагался на группу из трех человек из Отдела глобального обзора. Главой последнего был Монтегю, его главным помощником — де Форест Ван Слик, человек добродушный и живой, проницательный и сообразительный, служивший во время войны в ВВС. И тот и другой практически всю свою карьеру в послевоенное время — связали с Управлением национальных оценок. Третьим был Уильям Райтцел, который как раз в то время ушел из разведки в исследовательскую работу. Его-то место и предложил мне Монтегю. По сравнению с довольно скупой системой оплаты, существовавшей тогда в гражданской службе, это был достаточно выгодный пост, а кроме того, он был связан с крайне интересной работой в сфере исследований и анализа стратегических факторов, влияющих на обеспечение безопасности США. Приняв предложение, я в начале лета 1949 года приступил к работе.
И словно домой вернулся — в былое УСС, хотя существовали и отличия: горизонты ЦРУ шире, а ресурсы более соответствовали задачам, возлагаемым на центральную разведывательную организацию. В тот период моя работа состояла в основном в подготовке ежемесячного доклада (на четырех-пяти страницах), громко озаглавленного «Оценка мировой ситуации». Будучи новичком, я выуживал новости из ежедневной сводки Отдела текущей разведки Джека Смита и наведывался к аналитикам, трудившимся в различных исследовательских отделах УДО. Чаще всего я просто составлял аналитические комментарии на основе прочитанных мною газет и прочей периодики, присовокупляя, где можно, почерпнутое у исследователей и аналитиков.
Составив черновик доклада, я шел за консультацией к тем же аналитикам, и лишь потом черновик превращался в доклад как таковой, Монтегю и Ван Слик ставили под ним свои подписи, и только тогда он попадал в Белый Дом и в соответствующие министерства.
Первым заместителем исполнительного секретаря СНБ (а позже он стал исполнительным секретарем этой организации) был Джеймс Лэй, близкий друг Монтегю, с радостной ухмылкой принимавший очередной плод моих месячных корпений — насколько я могу судить, мои доклады были далеко не единственными, поступавшими из УДО для рассмотрения их на политическом уровне. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь обращал на мои доклады особое внимание. Директор ЦРУ Хилленкеттер не проявлял ни малейшего интереса к моим докладам, от меня требовалось лишь, чтобы эта ежемесячная обязанность, возложенная на ЦРУ Советом национальной безопасности, была выполнена вовремя. Монтегю со своей стороны, заверял меня, что все довольны моими писаниями, поскольку я ввел в оборот ряд новых формулировок и концепций, а также поломал кое-какие клише, укоренившиеся ранее, — нормальное, надо сказать, явление, почти неизбежное для тех, кто то и дело составляет доклады.
Тем для моих докладов было более чем достаточно: коммунисты в Китае завладели всем китайским континентом, Северная Корея начала готовиться к войне, Сталин продолжал кампанию против Тито, и СССР взорвал свою первую атомную бомбу в сентябре 1949 года — на несколько лет раньше, чем то предсказывала военная разведка.
Трудно представить, чтобы от тонких листочков бумаги, на которых я излагал свои соображения о мировой ситуации, была какая-то польза. Действительно, даже более многостраничные доклады о советской военной мощи и намерениях СССР, коммунистического Китая и Северной Кореи, относительно которых Монтегю и Ван Слику приходилось спорить с искушенными оппонентами из Госдепартамента и военных ведомств, кажется, имели небольшое значение. В то время представляемые ЦРУ оценки все еще подготавливались слишком долго, к тому же составители их, ища компромиссных решений, пользовались слишком уклончивыми формулировками или, напротив, отягощали текст массой сносок, рисующих ЦРУ в выгодном свете. А главное — оценкам этим не уделялось должное внимание теми, кто делал политику.
Однако в это время Монтегю от имени ЦРУ подключился к составлению перечня политических проблем, стоявших перед США в мировой политике 1950 года. Составлением этого перечня занималось СНБ, и он насчитывал 68 пунктов.
Группу, занятую изучением советской угрозы, возглавлял Пол Нитце. Когда разразилась корейская война, все 68 пунктов СНБ были одобрены, а это обязало США практически перейти к осуществлению стратегии сдерживания. Одобрение рекомендаций, кроме того, привело к тому, что ассигнования на оборону возросли в тот финансовый год с 15 миллиардов почти до 50. То, как в этом случае разведслужба тесно сотрудничала с СНБ, должно было являться постоянной моделью деятельности ЦРУ, но фактически это произошло лишь по инициативе одного человека.
Кроме того, Монтегю втайне разрабатывал совместно с Лэйем и другими планы насчет того, чтобы ЦРУ вплотную занималось составлением обобщенных оценок угроз, исходящих извне, угроз, на которые следовало реагировать в спешном порядке. Однако институт ЦРУ не был составной частью высшего правительственного аппарата.
