Минут десять я трудился над своей напарницей. Затем, отложив инструменты, посмотрел на нее:

– Все готово. Пригнано идеально.

Она робко мне улыбнулась. Без щелчка. Я улыбнулся в ответ и отвернулся к столу, собираясь убрать инструменты.

Ариадна удержала меня.

– Зачем вы все это делаете, Виктор? – Она внимательно посмотрела на меня.

– Делаю что?

– Все это. Вы понимаете, о чем я.

Я лишь пожал плечами и с улыбкой посмотрел на напарницу. Что мне было ей отвечать?

– Зачем я это делаю? А зачем поют птицы?

– Птицы поют, чтобы привлечь особь противоположного пола для спаривания, это же очевидно.

– Что? Нет! – Я отшатнулся, чувствуя, как к моим щекам приливает краска. – Нет, Ариадна! Я не это имел в виду! Я имел в виду, что птицы поют, потому что не могут не петь!

– Что за глупость? Это же очевидно, что цель пения птицы – это привлечение особи противоположного пола для спаривания. Так, теперь мне осталось понять, как ваши действия надо мной должны привлекать к вам птиц для спаривания и зачем вам это требуется. Какая сложная и нетривиальная задача. Право, Виктор, вы такой загадочный. Это мне в вас и нравится.

Красный до корней волос, я спешно ретировался из кабинета.

Домой ехать через забитый толпами людей город не имело смысла, и я вновь остался в сыскном отделении. В этот раз сон мой был удивительно прекрасен и немного горек одновременно. Я вновь видел княгиню Лебедеву, в которую когда-то был очень сильно влюблен. Проснувшись, я очень долго лежал с закрытыми глазами, стараясь запомнить каждую деталь сновидения. Наконец, я нехотя приподнялся и поглядел на часы. Было восемь часов утра. Из общего зала доносился стук – Ариадна работала над документами.

– Прекрасно выглядите, Виктор. – Она улыбнулась мне, когда я вышел из кабинета.

– Хорошая ночь. И хороший сон. – Я чуть улыбнулся в ответ.

– И что же вам снилось, Виктор?

Я изумленно на нее посмотрел. Такого вопроса я совсем не ожидал.

– Много всего.

– И все же?

– Тебе правда интересно?

– Да. – Ариадна посмотрела на меня серьезно. – Эта часть людской жизни никогда не будет для меня открыта. В режиме восстановления я вижу лишь строки своего кода и электрические вспышки. Бывают мгновения, когда эти всполохи вдруг создают какие-то неясные образы, но я, впрочем, не в силах их запомнить. Вряд ли это можно назвать снами, верно? Так что вы видели, Виктор?

Я чуть помолчал, рассматривая напарницу, затем сел рядом с ней и произнес:

– Мой сон был прекрасен. Я гулял по Петрополису, только дыма вокруг почти не было, и всюду стояли средневековые здания. Представь, рядом с Исаакием был гигантский замок из розового гранита. А внутри Петропавловской крепости расположилась маленькая испанская деревенька. По улицам шли волы, в кузницах стучали молоты, а где-то на окраине проносились закованные в доспехи рыцари с прекрасными дамами в седлах.

Ариадна покачала головой:

– Звучит нелогично. В текущих политических условиях в центре Петрополиса не может образоваться никакой испанской деревни. – Напарница подалась чуть ближе. – Что вы почувствовали, увидев ее? Недовольство от такой недоработки вашего мозга?

Я улыбнулся любопытству своей механической напарницы:

– Что ты, нет – я принял как должное. Во сне нет логики, это просто кривое зеркало, в которое глядится разум. Я почти уверен, что все эти замки и деревеньки навеяло мне недавнее чтение «Дон Кишота».

– Это интересно. А что было дальше?

– Не помню. Но в конце я оказался на набережной у Зимнего дворца. – Я прикрыл глаза, оживляя последние моменты перед пробуждением. – Представь, там, по мазутной глади, на золотых ладьях плыли среброволосые вакханки в одеяниях из тигровых шкур. Глаза у вакханок были ослепительно зелены и блестели под венками, а венки были темные. И одна из них вдруг подняла полную вина чашу и повернулась ко мне. Я разглядел ее – это была княгиня Лебедева. Мы встречались. Давно.

Я вздохнул, невольно вспомнив и восхитительную Майскую ночь, что мы провели с ней вместе, и наше печальное расставание по осени того же года. Сердце заныло. Неожиданно сильно для меня самого.

– Не знаю, почему увидел ее. Она очень-очень давно мне уже не снится. Наверное, праздник тому виной – на Майскую ночь мы только начинали встречаться. Впрочем, если княгиня и замки объяснимы логикой, то откуда в моем сне вакханки, тут уж извини, пояснить тебе не могу.

Ариадна пожала плечами.

– Это все очень просто, Виктор. Если я верно понимаю, сон – это искаженное отражение реальности. Событий, в ней произошедших, и ваших собственных размышлений. А значит, вакханки, без сомнения, указывают на то, что вы слишком много обдумывали то, что мог сделать убийца с часами Жоржика.

Я вздрогнул.

– Что? Я не говорил тебе об этом.

– Этого и не требуется. Достаточно того, что вы рассказали про серебряные волосы и золотые лодки. И конечно, зеленые глаза.

– И при чем же здесь часы?

– Все просто – ведь зеленым золотом называется сплав золота и серебра. Отсюда и цвета в вашем сне. А тигровые шкуры отсылают нас к тигровому глазу, которым был отделан циферблат. Остались вакханки, вино и княгиня. Княгиня, судя по изменению вашего голоса в беседе, все еще вам дорога. А что еще дорого? Конечно, часы Жоржа – они, по моим подсчетам, должны стоить не менее двух тысяч рублей. Это порядочные деньги, даже для любого из Грезецких, не говоря про слуг. Вино и вакханки – скорее всего, ассоциация с тратой денег или полученными за эти деньги удовольствиями. Значит, вас не оставляет вопрос, как распорядился убийца снятыми с трупа часами и где они могут быть. Верно, Виктор?

Я замер, пораженный. Затем улыбнулся:

– Ничего себе анализ. Знаешь, я и не думал, что ты так можешь.

В ответ Ариадна лишь сокрушенно покачала головой. В ее глазах я увидел грусть.

– С нашего знакомства семь месяцев прошло, а вы лишь сейчас пришли к настолько очевидному выводу. Я просто теряюсь, как вы с такой догадливостью преступления раньше раскрывали? Я-то все думала, почему в момент нашего знакомства вы в десятом классе табели о рангах были. А теперь понятно.

– Ариадна, – строго оборвал я машину, – ты знаешь, что я из-за поступка отца по службе продвигаться не мог.

В ответ моя напарница вдруг нежно коснулась моей руки.

– Конечно, Виктор, естественно. Полностью вам верю. Только из-за этого. – Она покачала головой. – Не беспокойтесь, теперь я рядом. Вы теперь в надежных руках. Как закончим расследование, покажу вам несколько упражнений для развития догадливости. Я прочитала о них в диссертациях о людской психологии.

Я лишь фыркнул и отправился умываться.

Затем быстро сделал себе завтрак, и мы вновь продолжили говорить о деле.

– Итак, Ариадна, в моей голове картина преступления более-менее сложилась.

Напарница обернулась ко мне лишь на секунду:

– Виктор, при всем моем к вам уважении, ваша версия неверна.

Я чуть не поперхнулся кофе.

– Да ты ее даже не выслушала!

– Виктор, я машина стоимостью сто сорок четыре тысячи золотых царских рублей. Архитектура моих логических схем практически совершенна. И если картина преступления еще не сложилась внутри моей вычислительной машины, то и в вашем органическом разуме она верно сложиться не могла тем более.

Я усмехнулся:

– Ох, Ариадна, а по-моему, кто-то начал зазнаваться.

Ариадна мягко улыбнулась и коснулась моей руки.

– Да, Виктор, вы правы, зазнаваться вам явно не следует. Но я вам это прощаю.