– Что? Мне это вообще не требуется!

– Всем это требуется. – Шестерний вдруг вытащил из технического лючка мел и нарисовал улыбку. Затем он вдруг задумался и обернулся к хозяйке: – Ника, вы позволите мне уйти?

– Конечно, Шестик.

Когда его долговязая фигура скрылась, Феникс вдруг улыбнулся.

– А знаете, мне кажется, между ним с Ариадной есть какая-то химия.

– Мы – роботы, – скрежетнула Ариадна.

– Тогда физика? – осведомился Феникс.

Скрежет повторился вновь.

Ника же почему-то печально покачала головой. Она шагнула ко мне и тронула меня за рукав:

– Вы не против поговорить, Виктор? С глазу на глаз?

– Конечно. – Я повернулся к Ариадне: – Найдешь чем заняться?

– Конечно. Схожу еще раз опрошу слуг. Кроме того, надо подробнее узнать о кладе.

Феникс усмехнулся:

– Бросьте. Эту тему вообще не поднимайте. Клада не существует. Когда я был мальчишкой, я тоже в него верил и лет этак двадцать назад излазил сад вдоль и поперек. Даже для этой цели изобрел знаменитый «Ранцевый паровой искатель подземных руд и металлов Грезецких». Между прочим, это первая вещь, на которую я получил патент. И знаете, что я нашел?

– Что же?

– Фигуру железную в виде девы шестиглавой, несколько бронзовых икон с многоглазыми ликами, жертвенные ножи, пилы, гвозди здоровенные. Две гранаты от ручных мортирок, багинеты ржавые, даже старинную фузею. А из денег – пару серебряных рублей да медяки в изрядном количестве. И ничего более. Виктор, я ребенком был, а знаете, сколько у детей энергии? Сад я облазил полностью. И уверяю, если бы там был так называемый клад, он бы уже был выкопан и пущен в дело.

– Да, клад бы не помешал, – кивнула Ника. – Платон совершенно не желает спонсировать постройку новой модели аэролета Феникса. Да, только и правда, сказки это. У нас в усадьбе никто в это не верит, один только Родион-простофиля по ночам в саду землю роет, золото ищет.

– А почему Родион до сих пор ищет клад? Вы же ему все объяснили?

– А почему некоторые люди в гомеопатию верят да в Гиперборею? Люди любят тайны. Наша жизнь весьма пресное блюдо, а загадки добавляют ей перца, – улыбнулся Феникс Грезецкий.

Вдруг его лицо переменилось.

– Минуту! Это же мотив для убийства! Если Родион верит в клад, то постройка завода на месте сада ставит крест на его поисках! Вот он, ключ. Виктор, вы понимаете, о чем я?

– У вас есть доказательства?

– Нет, но, может, его арестовать и хорошенько, ну… – Феникс замялся. – Ну вы поняли, разговорить.

– Сыск так не работает.

– Ну что ж. Но как хотите, я к этому кладоискателю теперь присмотрюсь получше.

– Братец, ты присматривайся, конечно, но отдай мне Виктора. Нам еще с ним поговорить надо, – кивнула Ника.

Мы с ней вышли во двор. Стоял тихий апрельский вечер. Теплый фабричный дым посерел, замешиваясь с густым, идущим с залива туманом. Тянуло угольной пылью и сырой землей, оживающим садом и мазутом, горелой травой и жженой резиной – в общем, стоял тот волшебный весенний аромат, что сохранился лишь в далеких от Фабричной стороны местечках.

Ника прошла к подвалу и, отперев дверь, пригласила меня вниз. Я последовал за ней, попав в длинное захламленное помещение. Полы выщерблены, но кое-где по углам сохранились вмурованные в них зеркала. В центре же подвала стоял сложенный из дикого камня колодец, внизу которого виднелась лишь тьма. Ни волны света, ни корпускулы. Отступив, я кивнул на видневшуюся в дальней стене тяжелую свинцовую дверь:

– Там то, что я думаю?

– Конечно. Не боитесь?

– Остроумовы бояться не привыкли.

Ника улыбнулась, а затем открыла массивный шкаф и вытащила спецзащиту.

Мы надели тяжелые очки из свинцового стекла и свинцовые фартуки, прикрывающие сердца. Достав тяжелую связку ключей, девушка отперла три сложных замка, открывая дверь в свою лабораторию.

Пахнуло запахом кож. Пряностей. Крови.

Наклонив голову, я зашел внутрь.

Раньше я никогда не бывал на рабочих местах чиновников, служивших при Сибирской коллегии. Впрочем, здесь я увидел именно то, что ожидал.

Иконы с многоглазыми ликами сибирских богов, железная статуя шестиглавой девы на стене, огромное, собранное из костей идолище в углу. Кажется, принадлежало она двухвостому змею Якутону, что, по верованиям племен, живущих за рекой Обь, повелевал нижним миром. Рядом с костяным идолом стояло сделанное с большим вкусом дубовое бюро и изящный столик. На нем поместилась дорогая печатная машинка, бронзовые письменные приборы, пергаменты, костяные ножи и множество книг. У дальней стены стояли мольберты, закрытые свинцовыми пластинами. Рядом кисти и краски. Жженая кость и кровь.

Я подошел к одному из мольбертов и аккуратно снял свинцовую пластину. Крашенный кровью лист открылся.

Бумагу испещряли ломаные закорючки, кажущиеся пародией на обычные буквы. Все слова были написаны вертикально. В центре листа волнистые линии изображали очертание многоголовой, украшенной узорами твари, жадно отправляющей в свои пасти крохотные человеческие фигурки. Тварь была нарисована примитивно, но показалась мне практически живой. Я сразу же понял, кого увидел, но, конечно же, уже не мог отвести взгляда. Миг, и буквы перед моими глазами поплыли. Тварь вздрогнула на листе, и мне показалось, что десятки ее глаз посмотрели прямо на меня. Окружающая меня лаборатория точно отошла на второй план. Багрянец бумаги разросся, обращаясь в бесконечную равнину, затянутую метелью из алого снега, какой бывает только в Сибири. Точки на бумаге разгорелись, превращаясь в заполнившие небосвод зеленые звезды. До ушей донесся вой метели и рокот барабанов. Порывы ледяного ветра ударили в лицо, а вдали тяжело заклокотало что-то чудовищно огромное, до поры до времени милосердно скрываемое от меня зарядами красного снега.

Ника аккуратно вернула свинцовую пластину на место. Я покачал головой:

– Мне кажется, вы зря с этим связались. Я имею в виду Сибирскую коллегию.

– Чтобы изучать, нужно понимать. – Ника пожала плечами. – Я Грезецкая. Все Грезецкие занимаются наукой. А что для науки может быть важнее падения кометы?

– Я бы не назвал это наукой.

– А чем, по-вашему?

– Вы пытаетесь изучать магию.

Ника поморщилась.

– Магия – это плохое слово. Очень неточное. То, что творится за рекой Обь, имеет куда больше общего с вещами религиозными, пусть и искаженными до кошмара. Сибирские боги, шаманские практики, разъедающий кожу алый снег, жертвоприношения. Но ужас в том, что ведь все это реально. Я была в Сибири, в составе одной из экспедиций. Я все это видела своими глазами. Увенчанные коронами из болотных огней младшие боги, бредущие через тайгу. Птицы с медными перьями и лицами людей, дикари, чьи щиты из человеческой кожи не берут винтовочные пули. Я видела, как их шаманы закапывали жертв под бревенчатыми стенами своих крепостей. И видела, как снаряды наших речных броненосцев не могут разбить эти стены. Десятки попаданий главным калибром по стенам из бревен и земли – и ничего. Только следы копоти на частоколе. То, что пробудила упавшая в Сибири комета, это страшная и абсолютно чуждая нам сила. Злая сила. Хотя, возможно, она ничего и не пробуждала, а просто принесла это с собой. Мы вряд ли это узнаем. Впрочем, нет худа без добра. Когда в мире появляется дьявол, являет себя и истинный бог.

– Зачем вы меня сюда позвали?

– Показать, насколько серьезно то, с чем я имею дело. Показать, кто порой со мной говорит. – Она кивнула на идол Якутона, посверкивающий сотнями сделанных из антрацита глаз.

– Виктор, я не