Колдун догадался, что бить надо в землю. Взрывная волна была эффективней прямого удара!

Несмотря на звон в ушах, я кинулся к упавшему Сурлану. Дракон заревел прямо над моей головой. Воздушный удар возвестил, что промахнулся он только чуть-чуть.

— Кай, назад! — запоздало крикнул Нишай.

Шудур захохотал, закладывая вираж, и вдруг рёв дракона сменился визгом.

Нишай схватил меня и потащил. Слегка оглушённый, я ворочался еле-еле. В ушах звенело, а перед глазами плясали искры.

— Сурлан! — выдавил я.

— Его несут, быстрее! Держись за Мавика.

Он сунул мне в руку волчью шлейку, и Мавик потащил нас обоих в спасительную тьму.

С неба нёсся визг дракона. Такой дикий и оглушительный, словно его там пожирали заживо.

— Белая гора! — выдохнул я. — Там наши! Надо туда!

— Там слишком светло! — крикнул Нишай. — Лучше остаться в темноте, найманам всё равно не до нас!

Рядом раздался свист, и земля содрогнулась — драконья туша рухнула вниз!

— Что это было? — спросил я.

И услышал торжествующий волчий вой.

В нём было столько злости и ликования, что у меня волосы встали дыбом, словно я и сам был волком.

Мавик тоже ощетинился, задрал морду и попытался завыть.

— Там твой Бурка, — уверенно сказал Нишай. — Или его приятели. Они-то прекрасно видят даже во тьме горы. И растерзали дракона. Надеюсь, вместе с Шудуром!

— А что, тут какая-то особая тьма? — спросил я.

— Священная, — усмехнулся Нишай. — Из самого Нижнего мира. Так что мы и тьму сегодня осквернили… И гору Тенгри, и тьму Эрлика! Ну и ночка выдалась…

Он засмеялся и плюхнулся на землю. Обхватил руками голову. Но пострадать и раскаяться в грехах ему не удалось.

— Сюда! — позвал один из охотников, выныривая из темноты. — Колдун может лечить?

— Что с Сурланом? — вскинулся я.

— Его ударило о камни, — скупо пояснил охотник.

— Идём, — велел я Нишаю. — Тенгри тебя простит. Потом. Хватит рассиживаться. Ты ж хоть немного, но разбираешься в медицине?

Колдун фыркнул и поднялся. Но тут же мы замерли все трое.

Оттуда, куда упала туша дракона, раздалось вдруг леденящее кровь рычание. Оно было пострашнее драконьего. Я тут такого ещё не слышал.

— Дикие волки, — сказал охотник. — Они сожрут дракона. И найманов сожрут, если они не отступят. Это и есть проклятие тьмы.

Нишай нервно усмехнулся, не веря в такое простое объяснение мистического «священная тьма».

— Ну, пошли тогда раненого посмотрим, — сдался он.

Нишай повозился с Сурланом, поворожил над ним и заявил, что сразу воину легче не станет — надо поспать. К рассвету заклинание должно подействовать. Если не выйдет — то… Он не лекарь.

Мы уселись рядом с лежащим. Перетянули его на куртку одного из охотников. Попробовали напоить водой — без толку. Оставалось ждать.

Мавик заскулил, заглядывая мне в глаза. Где-то рядом чавкали и рычали его собратья.

— Ну иди, — сказал я. — Только будь осторожен. Как бы они и тебя в запале не съели.

Мавик прижал уши, потоптался нерешительно и нырнул во тьму.

Я вздохнул, вспоминая жареные драконьи рёбра. И колбаску. И Бурку. И страдал минут пять, пока один из наших не сунул мне в руку полосу сушёного мяса.

Усевшись вокруг Сурлана, мы устроили мини-привал. Вода, мясо, сухой сыр. Этакий пикничок под леденящее кровь рычание и звуки разрываемой туши.

Я помнил, с какой яростью Бурка жрал драконятину. Видно, и его сородичи сейчас совсем озверели, и лезть к ним не время.

Ничего, зато найманы теперь до рассвета ни к нам, ни к Белой горе не сунутся.

— А чем это Шудур запустил в нас? — спросил я Нишая. — Чёрное такое?

— Так это ж хоргон, — усмехнулся он. — Белый хоргон — чёрная тьма. Хоргоны редко применяют в бою.

— А почему?

— Потому что против хоргона есть действенное заклинание. Правда, оно требует времени.

— Так ты его и шептал? Ты догадался? — поразился я.

— Шудур — всегда был небольшого ума, — кивнул Нишай. — Он видел, что терий Верден медлит, боясь нарушить священный покой предгорной тьмы. Знал, что у нас — два драконьих меча. К тому же — он трус.

— А это-то тут причём?

— Выхода было два — швырнуть белый хоргон, чтобы тьма поглотила нас. Или напасть с мечом. Но для труса — оставался только один выбор.

— И ты готовился?

— Ага. Говорят, что я — хитрый. Но ведь не было иных вариантов?

— Не было, — кивнул я. — А терий Верден? Почему он набросился на меня? Ведь ты же сказал, что он боится осквернить тьму?

— Так ты же личину потерял, княжич, — улыбнулся Нишай. — Наместник просто не смог удержаться, когда свет упал на твоё лицо.

Я на автомате коснулся подбородка, ожидая встретить знакомую небритость… Но нет, Нишай имел ввиду лицо Камая.

Точно! Я же снял в Белой горе личину, наложенную Шасти!

Разница в чертах Кая и княжича не такая уж и большая, да и темно было, и никто этого поначалу не заметил. Но почему тогда так спокоен Нишай?

В его голосе не было удивления. Похоже, колдун уже давно просёк, с кем путешествует. А говорит — не хитрый…

— Ты когда догадался? — спросил я.

— Когда увидел, как Сурлан слушается тебя в походе, — пояснил Нишай. — Он внимал мальчишке как старшему над собой. Так могут слушать только правителя, сколько бы не было ему зим.

Я развёл руками — неужели на такой мелочи прокололся?

— Но ведь в походе был старшим Сурлан, — не согласился я.

— Ты бы видел, как он слушал тебя, — рассмеялся Нишай. — Тут уже не обманешь даже посланником Тенгри. Ты уже не княжич, а князь. Твой отец мёртв, где твой старший брат — не знает никто. Только ты сейчас наследник всей этой земли. Белой горы и долины Эрлу со всеми малыми реками. Этих гор. Ты чувствуешь это, Кай?

— Кай?

— Ну не Камай же, — покачал головой колдун. — Я видел его и говорил с ним. Это был заносчивый и не самый умный мальчишка. Что-то изменило тебя, совсем изменило. Тебе лучше и имя другое взять.

— Ну да, — кивнул я. —