И тогда первосвященник Каиафа, будучи тонким политиком, заявляет: «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11:49–50). Иисус должен быть схвачен один, врасплох, без суда и следствия. Ведь при надлежащей организации процесса Он смог бы защитить себя. Поэтому лучше передать Его римским властям в качестве опасного самозванца, претендующего на царство. Иисуса распнут на кресте, — это был единственный способ казни, предусмотренный римлянами для заговорщиков. А это уже навсегда дискредитирует сторонников Иисуса и покажет народу, что римские власти безжалостны к такого рода инакомыслию. Таким образом, можно будет сохранить остатки свободы в Израиле. Циничное и, без сомнения, ловкое решение проблемы. Своей смертью Иисус обеспечит спасение Израилю и миру.

Большинство членов Синедриона согласны с предложением Каиафы и поручают первосвященникам заняться этим делом. Никакой религиозной подоплеки — только политические мотивы. Никакого суда не было и не будет. Такое решение принято несколькими руководителями Синедриона, несмотря на несогласие некоторых его членов, в том числе Иосифа из Аримафеи и Никодима, тайных последователей Иисуса.

Иисус сразу же узнает о вынесенном Ему приговоре. Вместе со Своими учениками Он удаляется в Ефраим (сегодня Тайбе), небольшую деревню к северо-востоку от Иерусалима.

Помазание в Вифании

За шесть дней до Пасхи 33 г. н. э., вечером в субботу[42], Иисус тайно возвращается из Ефраима и приходит в Вифанию в Иудее. Друзья приглашают Его на праздничную трапезу. За столом вместе с другими гостями сидит Лазарь, Марфа прислуживает. Входит их сестра Мария, держа в руках флакон с очень дорогими духами. Она помазывает ими ноги Иисуса, а затем вытирает их своими длинными распущенными волосами. Весь дом наполняется чудесным ароматом.

В разных Евангелиях об этом эпизоде повествуется по-разному. Матфей и Марк называют имя хозяина дома: Симон прокаженный. Эти два евангелиста, вероятно, ошибаются, когда говорят, что «женщина», которую они не называют, вылила содержимое алебастрового флакона с духами «на голову» Иисуса. Скорее стоит доверять автору четвертого Евангелия, который был вместе с Марфой, Марией и их братом Лазарем: Мария возлила духи на ноги Иисуса, что более необычно, чем помазание головы перед трапезой, чтобы почтить высокого гостя.

У Луки и совсем все странно. Он говорит о произошедшем не в Вифании, а в каком-то городке или деревне. С другой стороны, он подтверждает, что хозяина дома звали Симон, и приводит дополнительные детали. Симон принадлежит к братству фарисеев. Входит с сосудом с миром неизвестная «грешница». Иными словами, Симон-фарисей не считает ее ритуально чистой (но делать из нее проститутку было бы уже чем-то из ряда вон выходящим). «…И плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Лк. 7:38), — пишет Лука. С его точки зрения, то было выражением покаяния.

Не лишено интереса и продолжение рассказа Луки. Строгий моралист Симон размышляет следующим образом: если бы его гость действительно был пророком, то знал бы, что эта женщина — грешница. Но Иисус вопрошает Симона: у кредитора есть два должника; один должен 500 динариев, другой — 50. Долг прощается им обоим. Кто из них будет любить своего кредитора больше? Симон отвечает: тот, к которому проявлено больше милосердия.

И тогда, указывая на женщину, Иисус говорит Симону: «Видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (Лк. 7:44–47).

Безымянная «грешница» у Луки — это, без всякого сомнения, Мария из Вифании. Но в чем могли обвинить ее в деревне после воскрешения брата и ухода Иисуса? Тайна, покрытая мраком. В любом случае упомянутая женщина не имеет ничего общего с Марией Магдалиной, из которой Иисус когда-то изгнал семь бесов. По этому поводу было много путаницы. Некоторые богословы (Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген, Златоуст, Амвросий, Иероним) говорили о трех женщинах вместо двух, а папа римский Григорий I Великий углядел там только одну.

Но вернемся к самому акту помазания. Если верить Иоанну, Иуда Искариот — он, как известно, отвечал за общую кассу апостолов в путешествиях — протестует против подобной расточительности: «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» (Ин. 12:5). Триста динариев — это примерно заработок сельскохозяйственного рабочего за год! Выражая свое неодобрение, Иуда делает это не из милосердия к нищим, а из жадности. Он только притворяется защитником бедных. На самом же деле, как говорит автор четвертого Евангелия, Иуда имел привычку запускать руку в денежный ящик. Иисус же сказал: «Оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда» (Ин. 12:7–8).

Приход Иисуса в Вифанию не остался незамеченным. Толпы зрителей стекались посмотреть на Него и Лазаря. Весть о том дошла и до первосвященников, и они приняли еще одно решение: Лазарь тоже будет убит.

Предательство Иуды

Трудно себе представить, что история о предательстве Иуды была придумана христианскими общинами после Воскресения Христова. Хотя Цельс[43] использовал этот эпизод для нападок на Иисуса в стремлении поставить под сомнение способность того к прорицанию. Знал ли Иисус, выбирая своих учеников, что Иуда предаст Его?

Конечно же, загадочная фигура Иуды Искариота отвратительным образом использовалась христианской литературой и изобразительным искусством в антиеврейской полемике. Выдавший своего учителя, он воплотил в себе прототип предателя, предателя-еврея. В качестве ответной реакции некоторые пытались, причем иногда чрезмерно, реабилитировать Иуду. Они хотели верить, что тем двигали благородные чувства. Фанатичный националист, он, как утверждалось, последовал за Иисусом из Назарета в надежде, что тот поднимет народное восстание против римских оккупантов. А отказ Иисуса от земного мессианства как бы подтолкнул Иуду к его поступку.

Но нет ничего, что говорило бы в пользу такой теории. Поэтому лучше придерживаться мнения о нем евангелиста