class="p1">– Лживое обвинение против властелина шести частей света, мой язык отказывается повторить эти слова. Я могу доказать, что Саррун, при помощи своего изменника-сына, подмешивал владыке зелье для обесцвечивания семени. Он желал, чтобы повелитель умер, не имея наследника. Он замыслил убить владыку и занять его место. Он порочил его перед народом, для чего снёсся с мятежниками. Всё это можно доказать, просто спустившись в этот подвал.

– Грязная ложь... – упрямо начал Саррун, но его перебил доселе молчавший Шалумиш.

– Отец! Отец, ты погубил нас! – истерически воскликнул он и, содрогаясь в рыданиях, уткнулся лицом в пол.

Глава X

Тяжёлый восточный ветер, напитаный промозглой сыростью низких свинцовых туч и зябким холодом безрадостных убраных полей, проник меж колоннами открытого портика и, презрительно проигнорировав пару жалких медных жаровенок, забился под тонкий шерстяной плащ Хилона. От жгучего прикосновения ледяных пальцев хотелось зябко поёжиться, но Хилон сдержался, не желая ударить в грязь лицом перед сотрапезниками. Шестеро урвософорцев, одетых ещё легче гостя, не обращали на холод ни малейшего внимания.

На простом дощатом столе, в грубой неукрашеной посуде из обожжёной глины был накрыт обильный обед – по урвософорским меркам, настоящее пиршество. Здесь был представлен весь цвет метонисского кулинарного искусства: сырые овощи, солёные оливы, грубый серый хлеб, зерновая каша, козий и овечий сыр, а также единственное урвософорское блюдо, известное за пределами Метониссы ‒ суп из лука, чеснока, перца, сельдерея и огурцов с оливковым маслом и хлебным мякишем. Летом такой ели холодным, а зимой подогревали. Запивали всё это козьим молоком, крепким овощным отваром либо студёной ключевой водой из местных родников. Кое-кто из эйнемов, не говоря уж о изнеженных архенцах или верренах, отвернулся бы от такой трапезы со смехом, но после утра, проведённого за атлетическими упражнениями, и купанием в ледяном Эхеврите, незамысловатые кушанья казались пищей богов. Старый Эвримедонт в шутку величал голод и усталость лучшими из приправ, а в городе мрачного Урвоса составляли эти чудесные приправы с большим искусством.

Хилон гостил в Урвософорах уже десятый день, ведя переговоры с Тайным советом, а в свободное время знакомясь с обычаями этого удивительного народа. Урвософорцы вели жизнь неприхотливую, их привычки отличались умеренностью, а одежда и нравы – простотой. Стремление к порядку и гармонии, пронизывающее весь жизненный уклад метониссцев, требовало от них безукоризненной честности, нравственной чистоты, постоянного самосовершенствования как души, так и тела. Такой образ жизни, как наиболее подходящий философу, весьма полюбился Хилону, хотя некоторые вещи, вроде отказа от мяса и вина, он находил чрезмерными, а другие, вроде запрета есть бобы, веры в управляющие мирозданием числа и перерождение душ – спорными. Кое-кто даже называл урвософорцев безбожниками.

Сам город Урвософоры был под стать своим обитателям: суровый, строгий, упорядоченный. Прямые, точно вычерченные по линейке улицы меж однообразных домов из тёмного камня, неказистых снаружи, но обставленных весьма разумно и удобно. Ближе к центру города строгая планировка нарушалась и появлялись более или менее украшенные постройки, напоминая о давних временах, когда метониссцы ещё не восприняли философию Стратона и его учеников. Такие старые дома использовали как общественные здания. Всё здесь было связано с числом три, священным и для стратоников, и для поклонников Урвоса. Даже сам город имел форму равнобедренного треугольника, разделённого тремя улицами-биссекртисами, что сходились у главного храма в центре. Стен в Урвософорах не было, сразу за последними домами начинались фермы, устроенные с не меньшим порядком, чем сам город. В связи с тем, что от скота здесь не требовали ничего, кроме шерсти и молока, в Эйнемиде ходила присказка «беспечен, как метонисская коза». Впрочем, и люди в Метониссе могли чувствовать себя в полном спокойствии. Лучшие воины Эйнемиды презирали любое отнятие жизни без нужды, а кража у метониссцев считалась чем-то совершенно невероятным. Запирать на ночь двери никому из них даже не приходило в голову.

Чужеземцы наведывались сюда нечасто. Урвософоры не могли похвастаться ни шумными увеселениями, ни многолюдными торжищами, ни величественными зданиями. Им почти не требовалось ничего сверх того, что производит их земля. Бродячие сказители и музыканты обходили город стороной, зная, что метониссцы презирают саму мысль продавать искусство – высшую форму гармонии – за серебро. Здесь не было даже вездесущих нищих. Метониссу посещали разве что паломники, пришедшие поклониться святыням, причаститься к таинствам в Латейском храме и увидеть чудо Эйнемиды – огромную, в десять стадиев диаметром, бездонную дыру в земле. Многие верили, что эта дыра ведёт прямиком в мрачное царство Урвоса, другие же считали её делом рук человеческих, бывшими копями обитателей Пнатикамены или иного древнего народа. Помимо паломников, в Урвософоры заглядывали философы, землеописатели, просто любопытные, ну и, разумеется, посланники других городов. Как, например, Хилон.

– Ну так что, – покончив с супом, Хилон чинно отложил деревянную ложку и окинул взглядом собеседников, – обсудил ли Тайный совет наше дело?

Сотрапезники Хилона многозначительно переглянулись. Четверо из них, включая хилонова знакомца Архела, состояли в Тайном совете. Также за обеденным столом присутствовал воин Гилетон, отличившийся в бою с хлаидскими налётчиками, и атлет Агесиполид, приглашённый ради гостя, ибо за время, проведённое тем в Урвософорах, они весьма сдружились. Небрежно относясь к еде как таковой, урвософорцы необычайно почитали сам обряд приёма пищи. Заседания Тайного совета и прочие важные совещания непременно проходили за накрытым столом. Если юношу приглашали разделить обед с мужами, а младшего – со старшими, это означало огромную честь. Позором считалось обедать в одиночестве, про такого человека сказали бы, что никто не пожелал преломить с ним хлеб. Ужинать, напротив, предписывалось дома, ради укрепления семейных уз. Урвософорцы полагали, что сытость и спокойствие способствуют зачатию, а родить как можно больше сыновей – первая обязанность гражданина.

– Да, Хилон, мы обсуждали этот вопрос, – ответил Архел. – Мы понимаем всю сложность положения, но участвовать в сварах между эйнемами противно нашим обычаям. Мы не желаем поднимать оружие на соотечественников.

– Таковы уложения, которых мы придерживаемся со времён Учителя, – кивнул другой советник, Эпифелем. – Гордость, алчность и спесь заставляют наших собратьев идти войной друг на друга и это приносит много горя. Сколько раз уже случалось так, что из-за наших дрязг Эйнемида оставалась беззащитной перед варварами? Мы не одобряем подобного поведения и, уж тем более, не хотим быть частью этого.

– Это наиболее достойное устремление, – сказал Хилон. – Молю богов, чтобы все эйнемы рано или поздно пришли к такому образу мыслей. Насилие против соотечественников неугодно бессмертным и