Странный ропот прокатился по поляне и стих, словно сошлись и погасили друг друга две невидимые волны:

– Да! Да!

И вновь наступила тишина.

Тогда Пан заговорил снова.

– Среди вас есть те, кто не ответил «Да». Пусть выйдут вперёд!

Из тёмных заволновавшихся рядов зверей и птиц вышли почти пять сотен фазанов. Они выступили вперёд не с высоко поднятыми головами, как обычно, но, напротив, низко склонили их. Робко, словно крадучись, подошли фазаны к доброму богу Пану и полукругом выстроились перед ним. Гневный ропот поднялся среди остальных животных, но Пан поднял руку, призывая к тишине.

– Пусть говорит их представитель, – сказал он.

Вперёд вышел тот самый фазан, с которым гномы поругались во время первого обхода леса и из чьего гнезда они потом утащили яйца. Он сильно изменился и уже не выглядел самодовольным и заносчивым.

– О всемогущий бог Пан, если великан Громобой, наш хозяин, умрёт, тогда сгинем и мы. Он кормит нас и заботится о нас. Лесной народ крадёт наши яйца. Великан Громобой вырастил для нас этот лес. Если великан Громобой умрёт, мы погибнем от голода.

Другие животные опять зароптали, и опять Пан жестом восстановил тишину.

– Лес рос здесь ещё до того, как человек начал ходить по земле, – произнёс он, – хотя теперь он может приручать деревья и подчинять их своей воле, как он подчинил своей воле и вас, о фазаны.

И фазаны повернулись и уползли прочь. Другие животные без единого слова расступились, чтобы пропустить их; тысячи глаз смотрели на них с деревьев, из травы и зарослей папоротника.

Когда фазаны ушли, Пан снова заговорил.

– Ваше желание исполнится. Великан Громобой больше не появится в Вороньем лесу. Почтенный гном, подойди ко мне.

Вьюнок приблизился, по-прежнему не поднимая глаз, и остановился у копыт Пана – если бы не нога, гном смиренно преклонил бы колени. Пан протянул руку к дубу, сорвал шесть листочков и передал их Вьюнку.

– Возьми эти листья, почтенный Вьюнок. Они навсегда избавят вас от великана Громобоя.

Дрожа, Вьюнок взял листья.

– Завтра в полдень отправляйся к Лесному озеру, и ты поймёшь, что должен сделать, и увидишь то, что должен увидеть.

– Как же такая хрупкая вещь, как лист, избавит нас от великана? – шепнул Меум на ухо Тысячелисту. – Ведь нынче в Англии чудеса уже не случаются!

– Ничего не бойся и верь мне, – продолжал Пан, поднимая свою свирель, – и смерть твоих друзей будет отомщена.

С этими словами он встал во весь рост, приложил свирель к губам, и его фигура стала медленно растворяться в воздухе. Над лесом поплыла завораживающая музыка, то громкая, то тихая, но постепенно она слабела и, наконец, совсем прекратилась, – в тот самый момент, когда растаяли последние очертания Пана.

Где-то вдалеке на ферме закукарекал петух, и небо на востоке посветлело, давая понять, что солнце уже близко. А когда солнце взошло, поляна была уже пуста: звери и птицы исчезли, словно иней, тающий в лучах утреннего солнца, стих топот лап и шелест крыльев, а на траве появились блестящие капли росы.

* * *

Утром у великана Громобоя пропал аппетит, он отказался от завтрака, и его жена была очень обеспокоена. Всю ночь он ворочался с боку на бок, стонал и что-то бормотал во сне. Жена хотела, чтобы он остался в постели.

– У тебя грипп, я в этом уверена. Лежи спокойно, я пошлю за доктором.

Но великан Громобой и слышать об этом не хотел.

– Нет, свежий воздух пойдёт мне на пользу; мне надо пройтись до вольеров. Я должен выйти на свежий воздух. Наверное, эта жара вымотала меня.

Он взял ружьё, стоявшее в углу, свистом подозвал к себе Джека и вышел. Стояло прекрасное утро. Вскоре маленький фахверковый домик, утопавший в зелени, скрылся за поворотом. Великан шагал дальше, рядом бежала собака. В двух сотнях метров от дома, на поляне, стояли в несколько рядов вольеры для фазанов. Между вольерами на некотором расстоянии друг от друга в землю были вкопаны жерди, на которых висели тушки ворон, соек и сорок, которые воровали его драгоценных птенцов. Выйдя на поляну, великан остановился как вкопанный. Что-то здесь было не так. Куда же подевались все фазаны? Обычно они сразу подбегали к нему, ожидая кормёжки, как курицы, но теперь их нигде не было видно. Великан обошёл вольеры один за другим, но все они были пусты! Он осмотрел все деревья и кусты в окрýге – никого! Неужели это не сон? Должно быть, он действительно заболел – в его висках стучала кровь.

Ему нужно немного отдохнуть под деревьями, что растут рядом с прудом. Там было прохладно. Он немного вздремнёт, а когда проснётся, всё опять встанет на свои места. Это грипп сыграл с ним злую шутку. Великан вернулся к дому, обогнул его, не обращая внимания на обеспокоенную жену, и пошёл дальше по тропинке, расчерченной полосками солнечного света и тенями.

А вот и прохладные воды пруда, вот безмятежный уголок под деревьями! Изредка к поверхности воды поднималась форель, тревожа ровную гладь пруда; вот где можно отдохнуть и поспать! Великан прилёг под сосной на траву и листья папоротника, положив рядом заряженное ружьё. Он немного вздремнёт, совсем чуть-чуть, а потом проснётся. Всё будет хорошо, его зрение прояснится… Всё будет хорошо. Он закрыл глаза, а пёс уселся рядом, навострив уши и оставаясь настороже.

Пёс видел, что его хозяин лежит тихо и неподвижно; казалось, он даже не дышал. Над прудом пролетела стрекоза и взмыла вверх, к солнцу, но быстро вернулась и направилась обратно к пруду. Пёс услышал щелчок – стрекоза поймала какое-то мелкое насекомое. Над цветами жужжали пчёлы; под ветвями сосны, в прохладной тени, метались мухи. В воздухе то и дело мелькали крохотные жёлтые молнии – мелькали так быстро, что казалось, будто они чертили тонкие линии на фоне козьих ив и папоротника. Это были осы; они гнездились на берегу ручья ниже Лесного озера. Вскоре пса тоже стало клонить в сон. Он вновь посмотрел на хозяина, опустил морду, принюхиваясь к папоротнику, а потом немного покрутился, устраивая себе удобную лежанку. Затем с глубоким вздохом пёс закрыл глаза и тоже крепко уснул.

Прохладные тени, перерезáвшие лесную тропу, двигались вместе с поднимавшимся солнцем. Появились милые коричневато-золотистые рябчики, недавно вылупившиеся из яиц; немного покружив над кустами, они полетели дальше. К пруду прилетела