– Мамочка! – звала меня дочка, пока я лежала на полу в гостиной, растягивая спину, болевшую от нового сидячего образа жизни. – Распечатай мне странную бумажку с эльфом.

– Уже напечатала! – отзывалась я.

Я носилась вверх и вниз по лестнице, искала карандаши, наливала воду и доставала распечатки, одновременно напоминая дочери «Слушай внимательно!», а она в это время просто сидела, рассеянно обматывая бусами запястье. При этом я еще успевала помочь старшей дочке-девятикласснице сделать анализ текста, попутно замечая, что ее волосы лежат великолепно, а девочка по имени Рианнон не критикует ее, а просто завидует. Я могла одновременно утихомирить лающую собаку и определить, кто из одноклассников моей дочери пытается привлечь внимание учительницы.

Однако вскоре новый статус начал меня утомлять. Теперь я была измотана и расфокусирована.

– Время, проведенное с детьми, бесценно, – повторяла я, как безумная, дзенскую мантру, а хаос тем временем уже становился невыносимым.

Умом я понимала, что никогда не пожалею о наших полуденных прогулках и утренних объятиях, но лишние пятнадцать килограммов, ломота, боли и угасание творческих способностей ужасно меня расстраивали. Я всю жизнь ходила на работу и вовсе не была уверена, что меня устраивает мой новый образ жизни.

Не важно, чем я считала новую роль – долгом или вынужденной необходимостью. Она в любом случае была моей. Я пыталась искать в ситуации плюсы и поводы для благодарности, но это удавалось мне все хуже.

– У меня нет цели в жизни, – рыдала я в экран ноутбука, изливая душу семейному психотерапевту, который участливо выслушивал меня по Zoom. – Я привыкла к тому, что у меня есть цель. Я знаю, что сидеть дома – это важно, но я никогда не хотела делать это постоянно. У меня ничего не получается.

– Очень немногие люди хорошо справляются с тем, что вы сейчас делаете. Хорошие родители не всегда бывают хорошими учителями для своих детей, – ответил он.

Его слова утешили меня. Я вдруг поняла, что абсурдный набор ежедневных действий, которые я выполняю в присутствии своих детей, на самом деле не является воспитанием. Но и учебой их тоже назвать нельзя. То есть я не была ни домохозяйкой, ни репетитором. Скорее – ассистентом и неумелым лайф-коучем.

После сеанса психотерапии я разрешила себе быть посредственностью. Мой новый девиз звучал так: «Делай как можешь». Я перестала читать детям длинные нотации, стала выражать свои мысли короче, а ободряющие беседы об учебе заменила словами любви.

Мы с мужем призвали младшую дочь посочувствовать учительнице, которая просила (умоляла?) детей внимательно слушать, делиться своими работами и включать камеры во время уроков. В конце концов дочка привыкла, почувствовала себя увереннее и даже начала гордиться своей учебой.

– Когда я стараюсь, мне самой приятнее! – однажды воскликнула она.

Раньше я думала, что она просто ленится. Но потом поняла, что причина неудач кроется в расшатанной нервной системе, постоянной фоновой тревожности и скорби по утраченной нормальной жизни.

Теперь я пытаюсь найти золотую середину между гиперопекой и желанием бросить своего перегруженного ребенка на растерзание онлайн-школы. Я перестала добывать карандаши, разносить перекусы по часам. Но распечатка и скачивание материалов по-прежнему остались на мне.

– Распечатай мне лист с пчелками, – просила дочь.

– Уже распечатала и положила тебе на стол, – отвечала я, вставая с коврика для йоги.

Может быть, я выдаю желаемое за действительное, но мне кажется, дочь считала меня волшебницей.

– Большое спасибо, – искренне благодарила она.

Однако кем бы я ни была в такие моменты – родителем, учителем, ассистентом или волшебницей на удаленке, но уж точно не полной неудачницей.

Стефани Шпренгер

Остатки свадебного торта

Творчество предполагает выход за рамки привычных шаблонов и новый взгляд на вещи.

Эдвард де Боно

– Нам нужно поговорить о COVID.

Мой жених стоял по другую сторону столешницы, на которой я готовила низкокалорийный соус для энчилады. До нашей свадьбы оставалось меньше шести недель, и все, что мы ели, было низкокалорийным, обезжиренным или без сахара. Я с нетерпением ждала свадьбы и втайне надеялась наесться наконец сладостей. Больше не придется бояться, что не застегнется молния или разойдется шов!

– А что такого? – с деланой беспечностью спросила я.

Я не поднимала глаз. Старалась сохранить самообладание.

– Дела становятся все хуже. Нам надо придумать альтернативный план.

Я вздохнула и выключила плиту. Этот разговор был неизбежен. Мы назначили свадьбу на конец апреля, и до марта все мои мысли были заняты декором, рассадкой гостей и условиями, необходимыми для хранения кремовых тортов. Мои коллеги устроили мне девичник с шоколадными фонтанами. В те времена COVID был лишь темой праздной беседы. Он еще не стал нашим образом жизни.

Свадебные хлопоты казались серьезными до середины марта. Я могла часами раздумывать и переживать о предстоящем празднике. Не слишком ли высокие у меня каблуки? Нужно ли нам отрепетировать наш первый танец? Вовремя ли приземлятся самолеты? Мысль о том, что свадьба может вовсе не состояться, даже не приходила мне в голову.

Затишье длилось примерно неделю, а затем новости резко изменились. То, что раньше было пугающей возможностью, внезапно стало реальным. Когда мой жених вернулся из командировки на неделю раньше срока, я поняла, что час икс наступил. Правда, от которой я пыталась спрятаться, все же настигла меня.

– Нам нужно поговорить о COVID, – сказал он.

В тот вечер наш разговор перерос в настоящий спор. Я настаивала на том, что надо держаться до последнего, даже если все вышло из-под контроля. Меньше всего мне хотелось прогнозировать пики и спады пандемии и думать, получится ли вообще сыграть свадьбу.

Мама жениха прилетела из Чили. Мы ждали ее в аэропорту, вооружившись дезинфицирующим средством для рук. Потом шли через жутко опустевший аэропорт Лос-Анджелеса, словно сквозь декорации к фильму-катастрофе. Год назад я представляла себе, как в последние дни моей незамужней жизни мы с его мамой будем мотаться по Лос-Анджелесу: бегать по магазинам, суетиться по мелочам и пытаться объясниться, несмотря на языковой барьер.

Ничего этого не произошло. Мы вернулись в свою квартиру, заказали доставку еды и уселись перед телевизором смотреть новости. Магазины закрывались, паника усиливалась. Мне тоже было страшно. Как можно мечтать о кружевах и шампанском, когда люди вокруг лишаются работы и жизни?

Больше всего на свете я хотела избавиться от чувства вины. Я все еще собиралась выйти замуж. Я мечтала увидеть, как моя семья и друзья будут праздновать нашу историю любви,