Шрифт:
Закладка:
Линней получил образец растения от шведского плантатора в Суринаме. Лечебные свойства растения полностью подтвердились, и Линней был крайне впечатлен. Он должным образом зафиксировал это открытие в новом издании «Системы природы» – причем не только как ранее неизвестный вид, но и как совершенно новый род. Кроме того, Линней назвал растение в честь его открывателя Quassia amara, или квассией горькой (Quassi – латинизированная версия аканского имени Кваси, а amara на латыни означает «горькая», что относится ко вкусу лекарства). Открытие нового средства от малярии, официально подтвержденное Линнеем, кардинально изменило жизнь Грамана Кваси. Вскоре, по мере распространения новости о лекарстве, квассия горькая стала важнейшей экспортной культурой плантаторов в Суринаме, которые выращивали и продавали ее как замену более дорогой коре хинного дерева. Кваси обрел долгожданную свободу и был приглашен в Голландию для встречи с Вильгельмом V Оранским, который в знак признания заслуг подарил ему богато расшитый мундир и золотую медаль. По возвращении в Суринам Кваси также получил в собственность небольшую плантацию (вместе с рабами). Ему начали приходить письма от европейских натуралистов, которые жаждали больше узнать о флоре Южной Америки. Некоторые из этих писем были адресованы «суринамскому профессору гербологии» Кваси{235}. Итак, вопреки всему «профессору гербологии», бывшему африканскому рабу, удалось добиться свободы и стать влиятельным и уважаемым специалистом в области целебных свойств южноамериканских растений.
История Грамана Кваси во многих отношениях исключительна. Мало кто из представителей других культур, не говоря уже об африканских невольниках, удостаивался от европейцев публичного признания как обладатель важных научных знаний. Что касается естественной истории, то растения обычно назывались в честь европейских естествоиспытателей, которым приписывалось их открытие. В XVIII в. большинство европейцев считали африканцев не более чем товаром: их можно было покупать и продавать как домашний скот для работы на плантациях. Благодаря своим уникальным знаниям о целебных свойствах растений Кваси сумел вырваться из этого мира – или, если точнее, оказаться на другой его стороне. Но в некотором роде Граман Кваси был примером гораздо более обширного явления.
Традиционное представление о естественной истории в эпоху Просвещения охватывает – почти исключительно – достижения европейцев, таких как Карл Линней: им ставится в заслугу «открытие» новых растений и изобретение новых систем классификации. Но эта картина вводит в заблуждение: тот значимый вклад, который внесли в развитие естественной истории в XVIII в. народы Африки, Азии и Америки, попросту игнорируется. А между тем эти люди были носителями богатых научных традиций, на которые европейцы зачастую опирались в попытках понять и классифицировать чужой природный мир. В некоторых случаях европейцы просто присваивали себе эти знания – например, силой заставляя порабощенных африканцев раскрывать сведения (нередко тайные) о свойствах местных растений. В других случаях это было больше похоже на научное сотрудничество, как мы увидим на примере Японии периода Эдо. Таким образом, эта глава посвящена забытому вкладу в естественную историю многих и многих людей – от африканских целителей, таких как Граман Кваси, до индийских брахманов.
В отличие от предыдущей главы, посвященной исследовательским экспедициям, которые финансировались государствами, в этой главе мы рассмотрим важную роль международной торговли в развитии науки эпохи Просвещения. В XVII–XVIII вв. мир изменился благодаря экспансии европейских торговых компаний: Голландской Ост-Индской компании (Юго-Восточная Азия и Япония); Королевской Африканской компании, которая доминировала в Атлантике, и самой знаменитой из них – Британской Ост-Индской компании, подмявшей под себя торговлю с Индией и Китаем. Эти грандиозные торговые предприятия получали колоссальные прибыли, контролируя поставки в Европу сахара, специй, чая, индиго и многих других ценных товаров. Важно отметить, что большая часть этой торговли была связана с товарами природного происхождения. Коммерческие интересы послужили толчком к более детальному изучению мира природы и развитию естественной истории: торговым компаниям требовалось классифицировать и оценивать товары, с которыми они имели дело.
Вот пример, дающий представление о масштабах этих перемен: в начале XVII в. европейские естествоиспытатели знали около 6000 различных видов растений. К концу XVIII в. было идентифицировано уже более 50 000 видов, причем большинство из них произрастало за пределами Европы. Как говорилось в предыдущей главе, торговые компании (Королевская Африканская компания, Британская Ост-Индская компания) поддерживали тесные связи с ведущими научными учреждениями того времени – с Лондонским королевским обществом и не только. Понимание, чем золото отличается от платины, а корица от мускатного ореха, имело не только научное, но и коммерческое значение. В некоторых случаях торговые компании заказывали проведение химического анализа с использованием новейших лабораторных методов, чтобы убедиться в чистоте металла или красителя{236}.
Таким образом, естественная история в эпоху Просвещения была экономической наукой в той же степени, что и биологической. Сам Линней определенно рассматривал свою работу именно так. Как и многие, он выражал беспокойство, что мировая торговля ослабляет экономику Европы, поскольку возникает зависимость от товаров из других стран. В частности, Линнея тревожило, что торговый баланс складывается не в пользу Европы: его родная Швеция и многие другие страны ввозили товаров гораздо больше, чем вывозили. Чтобы решить эту проблему, Линней предложил Швеции разводить альтернативные культуры или даже попытаться выращивать на своей земле те растения, которые страна импортировала. «Природа устроила сама себя так, что каждая страна производит что-либо особенно полезное; задача экономик – собирать из других мест и выращивать у себя то, что не хочет произрастать здесь естественным образом», – писал Линней. С его точки зрения, в этом и заключалась цель естественной истории: не просто каталогизировать природный мир, но найти способы сделать Европу самодостаточной, изменив торговый баланс в ее пользу. Линней даже рассматривал возможность выращивать в Швеции тутовые деревья, чтобы уменьшить ее зависимость от импорта китайского шелка{237}.
Неудивительно, что Линней столкнулся с трудностями при попытке культивировать тропические растения в Швеции с ее холодными зимами. Но крупные империи пошли иным путем, более успешным. В XVIII в. европейские натуралисты участвовали в обустройстве сотен ботанических садов по всему колониальному миру. За этим стояли не только и не столько научные, сколько экономические цели – наладить выращивание ценных тропических растений для снижения зависимости от импорта. Так, в 1735 г. Французская Ост-Индская компания разбила ботанический сад на острове Иль-де-Франс (современный Маврикий). Власти Франции поставили перед натуралистами задачу выращивать перец, корицу, гвоздику и мускатный орех в надежде подорвать монополию голландцев на торговлю этими пряностями. (В те времена единственным местом, откуда в Европу привозились эти пряности, была Юго-Восточная Азия, но торговля с ней жестко контролировалась Голландской Ост-Индской компанией.) Французы даже наняли христианского миссионера с говорящим именем Пьер Пуавр (poivre по-французски означает «перец»), чтобы тот контрабандой вывез из Юго-Восточной Азии семена и саженцы пряных растений. Британия в Индии действовала точно так же и с той же целью: в 1786 г. в Калькутте был заложен ботанический сад для выращивания корицы и других пряностей. К концу XVIII в. в большинстве европейских колоний, в том числе на Ямайке, в Новом Южном Уэльсе и Капской колонии, имелись свои ботанические сады. Все они поддерживали тесные связи с ведущими ботаническими садами Европы, такими как Королевские сады Кью в Лондоне, и служили важным источником информации о естественной истории мира{238}.
I. Рабство и ботаника
По прибытии на Ямайку Ганс Слоан немедленно нашел себе лошадь и проводника из числа