В тот момент Вори поймал мой взгляд и там мелькнуло нечто такое мрачное покрытое смолой. То, что обернулось вокруг меня и сдавило. Прилипло словно вязкая тьма и пожирало. Я отвернулась, позволив Ясми взять меня под локоть и увести из шатра, но делая каждый шаг прочь чувствовала на своей спине взгляд Вори. Он по позвоночнику хладной змеёй скользил и спиралью тугой вокруг шеи сворачивался.

— Не могу поверить.

— Что? — вытряхнув себя из оцепенения, спросила.

— Он провисел там всю ночь, и никто даже не догадывался, что это живой человек, — Ясми подняла на меня взгляд. Сжала губы. — Мёртвый. Мы должны уйти. Это не шутка, Зафира.

Я читала в её глазах страх. Дикий ужас. То же самое испытывала, но уйти?

— Ты ведь слышала, Вори сказал, что мы уедем через три дня. Не переживай, время быстро пройдёт…

Она схватила меня за локоть и больно сжала, когда я отвернулась, намереваясь пойти дальше. Фургон. Я хотела закрыться в нём забраться под одеяло и укутаться в его тепло в надежде, что оно поможет отогреть дикую стужу в душе.

— Ты ведь не собираешься уезжать с нами, да? — её вопрос выбил почву у меня из-под ног. Её вопрос уничтожил нечто тайное и больное внутри меня то, что тянуло и рвало на куски. Не ответив, я попыталась вырвать руку, когда в спину мне прилетел очередной грубый жуткий вопрос. — Где ты была вчера? Не хороводы вокруг костра водила. Где, Зафира?

Прикрыв глаза, увидела тот кукольный образ смерти. Фарфоровую кожу стеклянный взгляд в небо и лианы, которые обернулись удавкой вокруг шеи.

— Я правду сказала, — шёпот, надломленный вышел изо рта.

— Что происходит? — не сдавалась Ясми.

Повернувшись, столкнулась с ней взглядом.

— Ты больно мне делаешь, — голос шипел словно змеиный.

Ясми отпустила стальной захват, поджала губы и развернувшись ушла. Боль. Я намеренно причинила ей боль, чтобы освободиться. Привыкла жить одиночкой и сейчас, когда Атлас столкнул во мне две половины, не понимала куда идти. Этот город он каждый день забирал от меня кусочек разума. Я чувствовала себя ненормальной. Психичкой. Неуравновешенной. Сумасшедшей. Здесь сказки обретали руки и голос. Тот самый искушающий пробирающий до дрожи в костях зловещий голос, который вопил в моём разуме.

И сейчас я пыталась сбежать так далеко, как только смогу. Но внутри знала истину, лес не отпустит. Это откликнулось чем-то до боли знакомым, но я прогнала прочь те мысли. Тени гнались за мной. Цеплялись за ноги, когда я вбежала в фургон, прыгнула в постель и завернулась в тёплый кокон своего одеяла.

На коленях блокнот. В руках карандаш. А на листе, рисунок, который я не должна была рисовать. Череда рисунков что мозг хотел вытолкнуть стереть из сознания и только переложив свои глубинные дикие мысли на бумагу мне легче стало. Я рисовала того неизвестного мужчину в мешке из-под картофеля с размазанной красной помадой имитация рта и глазами как у нарисованных детьми рисунков. И единственная мысль, не дающая покоя, Атлас видел, как меня увели. Он понимал, что я не добровольно пошла той тропой в амбар, но не пришёл. Не вмешался. Не спас. И это надрывом в душе сидело. Гнилой раной. Я его боялась. Я его ненавидела. Я его желала. Я болела им. Грезила. И меня ломало.

После рисовала ту девушку только без маски с полынью на лице. Смерть конечна, но многие не понимали, когда играли, находясь над пропастью. Я всё ещё чувствовала горький запах крови на своих руках. Тошнотворный аромат смерти, который прилип к моему телу, въелся в кожу, проник в самую глубину души, так невероятно далеко забрался, что внутри чувствовала себя ледяной. Немного безумной.

Линии мягкие смазанные. Но взгляд тот самый в небеса он ранил. Проникал в душу и цеплял потаённые страхи. Неужели я и правда безумна? А что если это я убила её? Дрожь дикая по телу. Холод. Озноб. Руки трясутся. Сжала голову ладонями, пытаясь заглушить голоса, что трезвонили бес перебоя в черепе. А потом сдавила до боли карандаш и превратила мёртвое пугающее лицо девушки в чёрное пятно, зачеркнув карандашом.

И ещё тот поцелуй, который не являлся поцелуем и до сих пор жёг кожу на губах. Его губы на рисунке казались искушавшим грехом. Я поймала себя на том, что провожу пальцами по контуру карандаша. Желание двоякое вычеркнуть нашу страсть, которую впитал в себя лес изнутри. Выкинуть. И впитать ещё глубже. На таком уровне, что ничем нельзя будет удалить Атласа из моих клеток.

Смахнула волосы со лба, руки зудели от желания разорвать те рисунки, превратить в пепел, сжечь и по ветру развеять. Я не должна была рисовать ни один из них, но как только линии вылились на бумагу и стали чем-то более реальным живым тем, что запомнили мои глаза, тем, чем мучилась, душа тем, что сходило с ума, задаваясь одним и тем же вопросом: насколько я безумна? А потом был другой вопрос, который цеплял меня за живое, который болью пульсировал под кожей: стану ли я настолько неуправляемой безумной, как была мама?

Я никогда не позволяла себе вспоминать её дикие жуткие выходки те песни завывания словно не голосом человека она мелодии в ночи ревела. Они были какими-то эфирными злобными мурашками по коже. Пульсировали огнём в костях, но в тот момент словно защитный барьер испарился, и тогда я поняла, это бабушка оплела мои мысли правдой, которую могла принять маленькая девчонка не беспощадной истиной, а настоящей реальностью.

Я всхлипнула и зарылась лицом под подушку, сжимая в кулаках одеяло. Мне так хотелось орать дико до одури до хрипоты в горле, но я лишь до боли закусила губу и пролежала так до самого рассвета. Тело затекло, когда я начала шевелиться. Посмотрев на кровать, заметила, что Ясми так и не пришла. В одиночестве, в тишине, в пустоте, которая окружила меня давила со всех сторон, поднялась скинула одеяло снова заперла те дикие жуткие мысли в своей голове. Заплела косу, как это делала мама, вплетая мне в волосы маленькие белые ромашки. Надела чистое платье, спрятав свой блокнот с рисунками к той одежде, которая всё ещё пахла смертью.

Я надеялась, что новый день принесёт новое начало, но в глубине души знала, этого не произойдёт. Не смогу избавиться от своего прошлого. Не смогу найти ответ, если буду бояться. Если страх, который сидел внутри и сжимал мою грудную клетку не преодолеть. Поэтому я вышла. Поэтому посмотрела в новый день. Поэтому позволила солнцу коснуться моего тела, но до души там, где царил холод, тепло так и не дошло. А потом я пошла в единственное место, которое могла маленький небольшой домик с книгами историей о городе, который вытягивал из меня жизнь.

В городе после вчерашнего празднества тишина повисла. Угнетающая. И удушающая. Дышать тяжело было. Туман казался неестественным, он взвесью висел в воздухе. Подняв руку, я смогла коснуться той призрачной дымки, которая закрутилась вокруг пальцев спиралью. Соскользнула. Взвилась вверх. Смешалась с основной массой и исчезла. Пепел от костров развевал ветер, поднимая серую смесь и разнося по всему городу. Рассыпая по земле.

Мне не нравилось ступать по земле, усеянной пеплом. Он холодом под кожу проникал. Он жёг. Разъедал клетки. Смертью пахло, когда ветер принёс аромат горькой полыни из леса. Я бросила взгляд на главную площадь костёр, у которого танцевала с мужчиной. Дерева, у которого Атлас клеймом своих зубов запечатлел мои губы. Амбар…