Тишина спасительным коконом окутала наши тела. Моё дыхание замедлилось его кожа аромат полыни горькой, но такой завораживающей дурманил сознание, и я расслабилась, чувствуя, как оттаивает его тело. Не гранит больше, но и не расслабленное. Но пока Атлас позволял мне сидеть у него на коленях, я не стану спрашивать. Задать вопрос — значит нарушить хрупкое перемирие, которое заключили наши тела. Я не могла. Не хотела. Так отчаянно нуждалась в нём.

Тепло постепенно проникало под моё платье. Распространялось по коже. Я дышала им, вдыхала аромат мятной хвои и горькой полыни и выдыхала холод, который бродил под кожей, в венах пульсировал словно плесень, покрывая мои внутренности ядом. Прикрыла глаза и не заметила, как провалилась в новый сон, но он не стал одним из тех ужасных сновидений. Он покой подарил. И я понимала причину этого. И знала, что никогда не смогу наслаждаться подобными моментами. Тот раз он был единственный между нами.

Тенёта — паучья паутина, а также паутинка, на которой разлетаются молодые паучки.

Пятнадцать

Опасные игры

Я проснулась, лёжа на кровати в одиночестве. В тот миг показалось, что вчерашний вечер, когда Атлас позволил обнять его и уснуть окружённой его теплом всего лишь моя фантазия, но самая лучшая. А потом я ощутила на себе аромат его тела и спрятала улыбку, готовую сорваться с губ. Закрыла лицо руками и от этого движения всё запульсировало. Больно стало во сто крат больше чем было вчера. Всё ныло, и я понимала, моё тело выглядит не лучшим образом. Медленно села, опираясь на руку, повязка позволяла двигаться, туго сжимая рёбра. Поднявшись, прошлась по комнате, когда наткнулась на своё отражение в зеркале. Губы искусаны в кровь. На лице пара синяков тени залегли под глазами, но опустив взгляд ниже почувствовала тошноту в горле. Живот скрутило, шея плечи уверена и то, что скрыто за тканью платья всё было в синяках. Они чёрными пятнами покрывали кожу.

Подняла руку, прикоснулась надавила, словно хотела точно удостовериться, что мне не кажется это. А после позволила теням, что гонялись за мной наполнить голову и вспышками воспоминаний напомнить обо всём, что произошло. И самое яркое не больное не жалящее то, где я сидела на коленях у Атласа, наполняя свои лёгкие глубоким ароматом, забирая его тепло. Услышав позади скрип двери, даже не обернулась, чувствуя опаляющий взгляд Атласа на своей спине. Он не в глаза смотрел, а на чёрные синяки, усеявшие мою кожу.

Прикрыв глаза, обернулась и когда наши взгляды столкнулись, я проглотила ком в горле. Чувствовала, что после вчерашней ночи ничего не изменится, но надежда словно коварная змея своими бархатными чешуйками свернулась вокруг сердца и в тот миг, когда прочла пустоту в его глазах, стену, которую всегда видела там на дне мрачной души, змея вокруг сердца сжалась сильнее.

— Та девушка… что произошло?

Он молчал, очевидно, ожидая, когда я задам свой вопрос. И я спросила. Не то что вертелось на языке мрачное и больное тот вопрос я проглотила и позволила тугими узлами скрутиться в животе. Время расставить всё по местам придёт только не сейчас. Не сегодня. Мои раны глубоки, а сердце орёт, словно не в силах остановиться от боли, пульсирующей в кровотоке. Не сегодня.

Его глаза в тот момент вспыхнули мрачной решимостью. Атлас знал, я задала не тот вопрос, который горел огнём в горле и скривил губы, решив подыграть. Он испытывал меня. Провоцировал. Искушал.

— Ничего.

— Что ты сказал?

— Ты слышала, Зафира.

Я прищурилась. Сердце подскочило к горлу и загрохотало, пульсируя по стенкам гортани.

— Что ты сделал?

Атлас скрестил руки на груди, прислонился к стене, все ещё пронзая меня тем самым глубоким испытывающим взглядом. Когда его губы показали зубы оскал злой и мрачный, я поняла та правда, которая достигнет моих ушей, разобьёт. Но ведь я задала вопрос хоть и не тот, который хотела, поэтому Атлас решил сказать правду, чтобы посмотреть насколько я сильная. Смогу ли справится?

— Отнёс тело в дальний лес туда, куда не ходят люди, выкопал яму и похоронил, накрыв камнями, чтобы дикие звери не откопали.

Его взгляд, вызов. Там столько вопросов роилось, но ещё больше тайн. Я сглотнула. Не в моей ситуации бросать камни и упрекать, но я думала, он сообщит служителям закона, утаив моё имя. Чёрт, а я лицемерка. Сука. Несправедливо корить его за подобный поступок, когда даже не знала, я ли убила ту девушку?

— Ты убила её?

В голосе Атласа холод. В глазах нет осуждения только желание выяснить правду. Я до боли сжала кулаки.

— Не знаю.

Он вскинул брови, не ожидая правды.

— Что произошло? Не утаивай ничего и начни сначала. Попробуй вспомнить.

— Ты не спас меня.

Я не хотела этого говорить. То обвинение, которое горечью крутилось в моей голове, вспыхнуло и когда я произнесла те слова, они пролегли между нами непонятными скрученными тёмными чувствами. Я знала, что испытываю к нему. Да тяга, которая была у меня внутри, постоянно горела, манила, скручивала внутренности, она была бесконтрольной. Она была глубже, чем привязанность, громче, чем самый звонкий крик, больнее, чем пульсировало моё тело.

Атлас прищурился, я заметила, как его руки напряглись адамово яблоко, дрогнуло вены на шее, вздулись, словно он крепко сжимал зубы, чтобы не вылить на меня свою злость. Чувства, которые постоянно сдерживал. А мне хотелось этого. Я мечтала, чтобы Атлас взорвался, выпустил на волю те эмоции, которые постоянно скрывал, подавлял, которые не хотел, чтобы я видела, потому что он ещё больше боялся привязанности чем я.

— Ты следил за мной. Видел того мужчину с мешком, на голове, который увёл меня в амбар. И знаешь, они действительно приготовили костёр, — мой голос сорвался, словно кто-то надрезал голосовые связки, а потом хрипом поцарапал горло. — Скажи, как далеко ты готов был зайти?

Его молчание разрезало мои внутренности. Клином в голову вошло. Сжав руки в кулаки, вспыхнула, словно тот самый чёртов пожар, который каждую ночь снился мне.

— Как далеко, Атлас?

В тот момент, когда мои слова врезались в его грудь, он сорвался. Три шага, и я прижата к стене. Атлас склонился, прижав меня своим лбом. Тело его стеной стало для меня которую не сдвинуть. И смотрел как орёл, у которого в когтистых лапах добыча. Жадно. Хищно. Будто он голоден до безумия. До костей в теле. До спазмов в горле. И также сильно безвозвратно зол.

— Они всего лишь запугивают, — голос прокатился по мне хриплым желанием. Хлестнул словно жгучая пощёчина гневом. Та двойственность в словах и эмоциях она на колени меня поставила и, если бы не его тело я оказалась на полу. — Не понимают, что ты лживая обманщица, играющая с их сознанием. Не ведают, о чём молчат твои глаза и какую ложь произносят губы.

В тот миг Атлас провёл большим пальцем по моим губам. Надавил. Крошечные иглы боли прострелили кожу, я всё ещё чувствовала мягкую боль после того, как жевала губы, пытаясь сдержать крики, что словно злобные тени роились в сознании. Атлас ел меня глазами, его палец всё сильнее давил, пока я не разомкнула губы и не впустила в рот.