Запнулась. Схватила голову руками, мне до сих пор казалось, что всё нереально. Возможно, я уже давно в своём сознание заперта и всё это происходит только в моей голове? Неужели в реальности далёкой и тёмной я давно обезумела?

Покачав отрицательно головой, я поспешила тропой, которую знала так хорошо. Одинокий дом. Тишина. Рошин у прилавка. Увидев меня, она закусила губу, а в глазах вспыхнуло нечто похожее на злость. Не уверена в том, что могла чётко проследить её чувства.

— Слышала о том, что произошло?

— Вори собрал нас и всё рассказал, — кивнула. — Это кажется таким пугающим и смертоносным.

— Я предупреждала, Зафира. Бакадимор зверь, который съедает души людей. Питается их сущностью, чтобы распространять своё зло повсюду.

Слова Рошин ещё долго пульсировали огнём под кожей. Я не читала и так была сыта по горло мрачными больными историями. Сидела в кресле у окна и смотрела в лес. Он мой друг. Тот, кто всегда принимал, как бы плохо не было. Знал мои улыбки. Смех. Видел слёзы. Принимал агонию души, когда рыдала не в силах вынести своих чувств. А теперь гряда деревьев, что взирали на меня в ответ, пустотой отдавалась. Ныла. И тянула.

Посыпал частый дождь. Залегли туманы. Лес сужался опасным кольцом вокруг города. Душил. Я ощущала на кончике языка изменения. Неизбежные. Злые. Мрачные. Они преследовали меня каждый шаг. И чем быстрее я шла, тем сильнее цеплялся за мои ноги густой туман. Я ничего не слышно о той девушке которую нашла. Не видела Атласа. И это странно. Это червивыми мыслями роилось во мне. Это отравляло мои внутренности. Это болело под рёбрами. Это тянуло в животе.

Попытки выяснить что-то о той девушке не увенчались успехом. Я всё гадала, что произошло в ночь Самхейна? Неужели мои руки сделали так, чтобы та ночь стала для неё последней? Холод и дрожь по телу пробежали от подобных мыслей.

Атлас. Сколько бы я ни бродила по затихшему городу, не видела его. Идти в лес боялась. Страх сидел под кожей, руководил мной и как только бросала взгляд на сумрак, сени от деревьев по позвоночнику, лёд ожигающей плетью бил.

Снова фургон. Ясми на своей кровати спиной ко мне. Всё ещё обижена моим поведением. И я хотела извиниться. И признать, что боюсь до ора в горле до спазмов в животе, когда заметила на своей подушке выцветший лист бумаги. Провела рукой во красивым витиеватым буквам, перевернула и наткнулась на знак тот самый который был выбит на моих рёбрах. Чёрное солнце. Две окружности, которые пересекали двенадцать лучей, похожих на молнии, а в центре имя, которое ударило прямым касанием по сердцу. Прочертило корявую уродливую линию на внутренностях. И я вспыхнула. Голова взорвала.

Мора.

Мама.

Мои глаза тут же выхватили первые строчки. Вот откуда началась новая глава. Та, что открыла правду, которую я отчаянно искала. По которой томилась.

«Я всегда чувствовала тьму, что шла из земли. Мои босые ноги ступали по траве, которая умирала. Ссохшаяся. Она ранила кожу, поэтому мне приходилось надевать туфли. Поранив ступни, я видела, как земля впитывала мою кровь, словно голодный монстр. С каждым днём мои сны становились всё более опасными. Яркими. Они кусали меня. Били. И вырваться из оков тех монстров, которыми набита моя голова с каждым разом всё труднее. Они не отпускали. Не желали отдавать добычу.

Моя душа болела, но я не могла оставить Вила. Он единственный, кто поддерживал меня. Наши чувства были неправильными с самой первой встречи, но они пламенем тугим связали нас. Опутали. Заколдовали. Я не должна была ступать за ту грань и нарушать правила, поэтому теперь бежать было некуда. Бакадимор убьёт меня однажды. Безумие распространялось с каждым часом всё больше. Поражало органы, потом, однажды, доберётся до мозга захватит, откроет клеть с монстрами, и дьявол нашепчет мне свои коварные планы. В его руках я буду марионеткой».

Мои руки дрожали, когда я снова и снова читала те строки, а потом долго сидела и смотрела на чёрное солнце. Теперь знание, которым я не хотела обладать, застряло в горле комом. Проглотить, значить принять правду, и я сделала это. Вкусила то жалящее горькое чувство, которого так отчаянно искала моя душа.

Четырнадцать

Мертвая земля

Бакадимор. Всё, что в голове билось словно запертая птица в клетке. На репите. Снова и снова. И снова. Бакадимор. Замок в скале. Бакадимор — тот самый пожирающий души дом, который держал в себе тайны, пропитанные кровью.

Мёртвая земля, на которую я вернулась добровольно, холодом отдавала. Безликостью. И пугающей тишиной. Каждая строчка, написанная на том листке, горела под моей кожей, пульсировала по венам, разъедала словно червивое яблоко и гнила. И болела. И саднила. Тишина снова поразила меня. Ударила по барабанным перепонкам. Тело дрожало, чувствуя беду словно я в лихорадке. Каждый шаг давался с трудом, словно я по вязкому болоту шла. Смола земли затягивала меня, чтобы оставить тут, сожрать поглотить и убить.

Я понимала поход в логово смерти не закончится хорошо, но всё равно пошла, не смея больше убегать. Мне отчаянно до дрожи нужно было оказаться за стенами устрашающего дома, в котором души вопили о свободе, а живые были похожи на мертвецов. И я знала, куда пойду, но не представляла, как попасть внутрь. Постучать в дверь? И что тогда? Что сказать?

«Можно пройтись по вашему дому и посмотреть правда ли то, что моя мама жила здесь? Бродила по тёмным мрачным коридорам этого монстра, а потом сбежала? Где остальной дневник, ведь у меня был вырванный лист?».

Бред.

«Сумасшедшая», — скаля зубы смеялось нечто злобное едкое внутри меня. И это словно молот ударило по лёгким. Дыхание застряло в горле от боли. От слова, которое я всегда гнала от себя. То самое слово что рисовала в блокноте и зачёркивала, но никогда не произносила вслух. Оно касалось мамы. Оно убило её. Оно гнилым корнем во мне проросло, и я не желала признавать его существование.

Сейчас, когда я шла сквозь занавес мрачных деревьев без Атласа, страх ползал по коже словно сотни маленьких пауков. Он почти парализовал ноги, не хотели двигаться вперёд, мозг вопил о том, что там опасно и я не должна приближаться к дому по сотням причин, главной из которых было наказание бабушки, но я упорно шагала вперёд, видя цель, которой хотела достичь. Дверь она оказалась открытой, словно меня ждали. Новая волна страха скользкого и неприятного до ужаса била по нервам, когда я переступила порог, добровольно оказавшись на мёртвой земле, где в тени, скрывались мрачные сущности, а ветер выл голосами жертв, которых поглотил этот монстр Бакадимор.

Сглотнув в горле тугой ком, бросила взгляд на огромную столовую, в которой мы ужинали, образы вспышками закружились в голове. Тот аромат трав и горечи, похожей на полынь, закружил в голове, проник в нос, осел в гортани и давил. Кашлять хотелось. Я давилась тем жутким зловонным смардом, но проглотила и направилась к лестнице помня, как Атлас вёл меня по тихому тёмному дому. Ступени уходили высоко вверх. Половицы скрипели. Тени бегали по стенам и всё это жгучей смолой оборачивалось вокруг тела. Хотелось развернуться и сбежать. Закричать от ужаса, что таился в стенах дома. Сколько боли слёз и горечи они впитали в себя? Сколько видели убийств? Уверена, они пропитаны были кровью и криками. Болью. Агонией.