– Нас перехитрили, – говорит Беатрис, вздергивая подбородок.

– Мальчишка и девчонка, да еще и такие незначительные, что я до сих пор не могу заставить себя вспомнить их имена, – говорит ее мать ледяным тоном.

– Жизелла и Николо, – подсказывает Беатрис, хотя понимает, что это был не вопрос. – Теперь, видимо, король Николо, – добавляет она.

– Ты сутулишься, Беатрис, – отвечает мать, но Беатрис даже не пытается выпрямиться. Императрица закатывает глаза: – Почему это вообще произошло?

Потому что я доверяла им, хотя и не должна была. Потому что Софрония попросила меня о помощи, и я ей помогла. Потому что я саботировала планы, которые ты строила семнадцать лет.

Но Беатрис не может сказать ничего из этого – ее мать не знает правды о том, что именно произошло в Селларии. О том, как Беатрис обратилась за помощью к Жизелле и Николо, чтобы освободить лорда Савеля из тюрьмы и предотвратить начало войны между Темарином и Селларией. Говори она всю правду, и этот разговор перешел бы в совершенно иное русло. Если бы это вообще был разговор. После секундного раздумья Беатрис решает приблизиться к правде настолько близко, насколько это возможно.

– Король Чезаре был безумцем, – говорит она со вздохом. – Как я потом узнала, Николо и Жизелла регулярно травили его небольшими дозами цианида из молотых яблочных семечек. В конечном счете это его и убило.

Все это было правдой, но теперь Беатрис придется от нее отклониться.

– Однако, несмотря на безумие, он решил не казнить лорда Савеля – насколько я знаю, это решение он доверил лишь нам с Паскалем. Я пыталась убедить его в обратном, но, общаясь с сумасшедшим, сама начала потихоньку сходить с ума. Поэтому я собралась навестить лорда Савеля в темнице и использовать желание, которое ты мне дала, чтобы он окончательно себя оклеветал. Тогда у короля не осталось бы иного выхода, кроме как его казнить, – говорит она, поднимая обнаженное запястье и демонстрируя то место, где когда-то висел ее браслет.

По правде говоря, она использовала желание, чтобы помочь лорду Савелю сбежать. Она переместила Савеля на пристань, где он встретил Эмброуза, который ждал его в лодке своего дяди.

Беатрис не знает, поверила ли ей мать; выражение лица императрицы остается раздражающе бесстрастным. Но у девушки не остается иного выбора, кроме как продолжать свою выдуманную историю.

– Я не могла пробраться в темницу сама, поэтому обратилась за помощью – боюсь, это и стало моей роковой ошибкой. Как и ты, я думала, что Жизелла безобидна, и сказала ей, что хочу поговорить со своим… любовником.

Трудно не подавиться на слове «любовник», но именно в такой роли мать послала ее к лорду Савелю, и, насколько должно быть известно императрице, ей это удалось.

– Она сказала, что поможет мне, но вместо этого привела стражников, которые арестовали меня за государственную измену. Я пыталась использовать желание, чтобы спастись, но лорд Савель каким-то образом о нем узнал и, отобрав у меня, использовал для побега.

Холодно глядя на Беатрис, императрица откидывается на спинку трона.

– Как интересно, Беатрис, – говорит она. – Из того, что я слышала, это Николо был твоим любовником.

Беатрис пытается скрыть свое удивление – они с Николо не были любовниками. Они поцеловались всего дважды, и оба раза Беатрис была уверена, что их никто не видел. Так как же новость об этом дошла до ушей ее матери? Лицо принцессы расплывается в лучезарной улыбке.

– Но, мама, ты же не говорила, что у меня может быть только один любовник, так ведь?

Императрица смотрит на Беатрис так, словно видит ее насквозь.

– Я не думала, что вырастила дуру, Беатрис, и уж точно отказываюсь верить, что вырастила двух.

Намек на Софронию заставляет Беатрис сжать руки в кулаки, хотя, к счастью, они скрыты в ее пышной юбке.

– Софрония не была дурой, – говорит она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно, чтобы в слова не просочился яд. Она не может раскрыть карты так рано, тем более – в первые же минуты пребывания во дворце, один на один с матерью. Она не может обвинить императрицу в смерти Софронии, пока нет. Беатрис сменяет тему:

– Найджелус сказал, что твоя армия смогла очень быстро захватить Темарин. Я надеюсь, все причастные к смерти Софи уже убиты?

Ее мать так безупречно изображает на лице скорбь, что Беатрис, не знай она правды, была бы этим одурачена.

– Все, кроме одного, – говорит она, хмуря свой неестественно гладкий лоб – результат немалых порций звездной пыли. – Королю Леопольду каким-то образом удалось сбежать.

Беатрис хмурится, как будто не знала об этом раньше – как будто своими глазами не видела убитого горем короля Леопольда.

– Какое отношение Леопольд имеет к смерти Софи? – спрашивает она, заранее понимая, что ответ ее матери будет ложью.

Императрица морщится, как будто даже одна мысль об этом причиняет ей боль.

– У меня есть достоверные сведения, что мальчишка пожертвовал Софронией, чтобы спасти свою шкуру. Конечно, если бы она послушала меня с самого начала, он бы не смог этого сделать, но твоя сестра всегда питала к нему слабость. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы предотвратить это, но…

Издав скорбный вздох, она замолкает.

Беатрис требуется все ее самообладание, чтобы не броситься через всю комнату и не сдавить руками шею матери.

– Но все же, – говорит императрица, поднимая подбородок, – хоть король Леопольд до сих пор на свободе, мои люди уже работают над этой проблемой. У меня все под контролем. А вот с Селларией нет никакого прогресса.

Беатрис пожимает плечами, складывая руки перед собой и стараясь казаться невозмутимой – дерзкой, непокорной принцессой, какой мать ее и считает.

– Я сомневаюсь, что правление Николо будет долгим – двор не на его стороне, уж поверь, – и как только ты возьмешь под свой контроль Фрив, то с помощью новой, большой армии сможешь в считаные дни подчинить Селларию. Нужно лишь набраться терпения.

Ее мать фыркает.

– Смешно слышать о терпении от тебя, Беатрис, – говорит она, качая головой. – Нет, я не собираюсь ждать. Неважно, что провозгласил безумный король на смертном одре, – Паскаль – его наследник и законный король Селларии. Вам двоим придется туда вернуться, чтобы заявить права на трон. Казните узурпатора и его сестру вместе с каждым, кто попытается их поддержать.

Беатрис долго, не моргая, смотрит на свою мать.

– Это, – медленно произносит она, – было бы самоубийством.

Императрица закатывает глаза.

– Ты, как всегда, драматизируешь, Беатрис. Я растила тебя не для того, чтобы ты проигрывала.

Она