Ее крик на меня после того, как я сказал ей остановиться, тоже не помог. И я знаю, что она не хочет, чтобы я говорил ей, что делать. Но я не собираюсь быть причиной того, что она подхватит такую плохую привычку. Я и так достаточно испортил ей жизнь.

Я провожу руками по мокрым волосам, чувствуя, как они цепляются за мои пальцы, когда я откидываюсь к стене, глядя на пустую парковку. Это не жизнь для такой, как она. Она не принцесса, я имел в виду, когда сказал ей это ранее, и она держится на удивление хорошо. Но Шарлотта заслуживает лучшего, чем мотели на задворках и ужины в фастфуде. Лучше, чем жизнь, проведенная с оглядкой через плечо, ожидая, когда горячий кусок пули положит конец всему этому, когда дерьмо наконец настигнет ее.

Я родился в этом. Она нет. И я не должен продолжать пытаться тащить ее вниз за собой.

Я оглядываюсь назад в комнату, где вижу ее очертания под одеялом, лицом в сторону от того места, где я стою. Она выключила все огни, кроме одного маленького с другой стороны кровати, и моя грудь сжимается, когда я задаюсь вопросом, ради меня это или ради нее. Ее ли это маленькая, подсознательная доброта для меня — оставить мне свет, или это потому, что все, что произошло, заставило ее бояться темноты.

Я хочу заползти к ней в эту кровать, обнять ее и позволить ей уснуть, чувствуя себя в безопасности. Я хочу быть тем, кто заставляет ее чувствовать себя так. Но я почти гарантирую, что больше никогда не буду тем, кто заставит ее чувствовать себя так.

Я с сожалением смотрю на потушенную сигарету на бетоне и подумываю зайти и взять свою собственную. Никотин был бы хорош прямо сейчас. Что-то покрепче было бы еще лучше, но у меня нет на это времени. Мне нужно быть начеку, чтобы уберечь ее. Чтобы убедиться, что никто другой не причинит ей вреда.

С тяжелым вздохом я тянусь за ключом и тихо вхожу в комнату, стараясь не разбудить ее. Когда я тянусь, чтобы выключить свет, я бросаю один долгий, томительный взгляд на ее лицо, мягкое и прекрасное, пока она спит.

Даже с плохо окрашенными светлыми волосами она прекрасное виденье.

* * *

Шарлотта снова молчит, когда мы уезжаем из мотеля утром. Ее волосы собраны в небрежный пучок на макушке, и мне пришлось бороться с желанием протянуть руку и провести пальцами по ее затылку, где, как я знаю, ее кожа была шелковой. Еще сложнее было сопротивляться желанию обхватить пальцами затылок, притянуть ее к себе и не поцеловать, как я сделал вчера вечером.

Она — постоянное искушение. Наказание за все, что я сделал. И пока мы ехали по шоссе в тишине, я пытался думать о Вегасе. О моем контакте. О том, что я буду делать после этого.

О чем угодно, кроме того, как сильно я хочу прикоснуться к ней.

Распорядок тот же. Остановки на заправке и длинные участки тихого шоссе. Сегодня у нас была лучшая еда, благодаря нашему походу в продуктовый магазин, и я могу сказать, что Шарлотта была рада съесть немного фруктов и чего-то, не приготовленного на жире. Видя улыбку на ее лице, когда она съедает горсть клубники, я чувствую, что ограбил бы весь продуктовый магазин, если бы мне нужно было сделать это, чтобы она так улыбалась. Впервые я вижу ее улыбку с тех пор, как забрал ее из ее квартиры.

Мне кажется, что я бы отдал все, чтобы быть тем, кто делает ее счастливой.

Это чувство не покидает меня, пока мы едем через Миннесоту, каждый раз, когда я бросаю на нее взгляд. Она наблюдает, как меняется пейзаж, когда мы въезжаем в Южную Дакоту, и я вижу, как она немного приподнимается, ее глаза расширяются от брызг цвета на деревьях.

— Я люблю осень, — тихо говорит она, а затем смеется, звук одновременно ироничный и горький.

— Что? — Я смотрю на нее с любопытством, и она снова смеется.

— Каждый год, сколько себя помню, я говорила себе, что в это время года уеду из города и отправлюсь в путешествие. Куда-нибудь далеко, где я могла бы смотреть на листья и природу и просто немного побыть в тишине. Я думала о том, чтобы уговорить Джаз, Зои и Сару поехать со мной, или иногда я думала просто уехать одна. — Снова этот смех, теперь ирония стала гуще. — Я никогда не думала о том, чтобы пригласить Нейта. А теперь посмотри на меня. Я в осеннем путешествии с мужчиной, который обманом заставил меня это сделать.

В моей груди пронзает боль, на этот раз сильнее. С каждым днем, когда она говорит такие вещи, становится все больнее, и я знаю почему. Потому что с каждым днем я все больше влюбляюсь в нее, и одновременно теряю ее. Но я думаю, что у меня есть идея, как заставить ее снова улыбнуться… Всего на минуту.

Я ничего об этом не говорю. Я просто жду, пока мы не войдём в нашу дневную поездку, а затем снова раскладываю карту на коленях, высматривая дороги, по которым мне нужно будет ехать. Шарлотта ничего не говорит, когда я съезжаю, вероятно, предполагая, что мы останавливаемся, чтобы заправиться или поесть, или направляемся в какой-нибудь отдаленный мотель, который поможет нам укрыться от моих братьев и ФБР, если они не догадались, что мы едем в Вегас, и не направились прямо туда, чтобы устроить нам засаду. Что, в обычной ситуации, было бы правильно.

Но на этот раз я продолжаю ехать. Дальше, в сторону одного из национальных парков, в которых я бывал раньше. Пейзаж меняется, становится более диким, но все еще полным красок, украшенным красными, желтыми и оранжевыми цветами осени. Я сворачиваю на небольшую боковую дорогу и паркуюсь на крошечной, едва засыпанной гравием парковке, выходя, чтобы отсоединить провода, чтобы машина заглохла.

Шарлотта настороженно наблюдает за мной из машины. Ее взгляд все время перескакивает с меня на свое окружение и обратно, и я не могу не задаться вопросом, о чем она думает. Я не думаю, что это что-то хорошее, и я снова чувствую этот укол боли в груди.

Я открываю ее дверь.